ершавой, запыленной стены, периодически дотрагиваясь до неё, присматриваясь и выискивая то желанное окно кассы. Но желанного окошка всё не было. Очень подозрительно. Вокзал с часами есть, лавочки и ступеньки есть, рельсы тоже есть, видел, а кассы нет. Не было ни окна кассы, ни расписание движения поездов на стенах, ни различных информационных указателей, как это обычно принято на вокзалах, на современных, нормальных вокзалах. Зато, рядом с входной дверью, висел большой цветной плакат. Он был смачно вбит длинными гвоздями и толстыми шурупами прямо в кирпичную кладку. Умело, ничего не скажешь. Его края и уголки были обтрёпанны. На нем симпатичный, молодой мужчина с гусарскими усами, в черной шляпе с полями, в черной рубашке и с гитарой. Очень знакомое лицо. В самом низу плаката четыре простые небольшие цифры: 1982, ниже все было не аккуратно оборвано. Вдруг, впереди, в нескольких шагах от меня, на стенке, вдоль которой я шел, словно в сказке, открылся не большой квадрат, вернее окно, в незаметной узкой рамке. В нем затеплился не яркий свет. «Вполне возможно, что это и есть билетная касса», - подумал я. Подхожу вплотную, прямо к окошку. Вижу через добротную металлическую решетку на окне крохотную комнатушечку. В нутрии этой комнатушки, лицом в зал, сидит женщина. Да женщина, ни призрак, ни тень, ни фантом, ни видение, ни памятник. Именно женщина, живая. Как мне показалось, нормальная в обыкновенной форме железнодорожника, с приличной грудью, нормальным целым лицом и в чистой форме. Она сидит и практически не двигается, словно замерла или глубоко задумалась. Сидит за не большим столиком с потрескавшимся лаком. Ей за пятьдесят. Она по-деловому расположилась на деревянном стуле с высокой спинкой. На её большой голове под синей пилоткой бесформенные тёмные кудри с проседью. На больших глазах старенькие очки на резиночке вокруг головы. Мне стало как-то смешно, такие уборы сейчас не носят. Белая рубашка с синим галстуком, сверху пиджак с погонами и блестящими золотом пуговицами, значок на груди удачно гармонировали с её круглым, серьезным, недвижимым лицом. На столе, перед ней расстелена большая газета «Правда», на ней стоит блюдце, рядом с напечатанным на всю полосу портретом советского космонавта Юрия Гагарина. Это лицо узнаваемо и знакомо любому. На блюдце лежат кусок черного ржаного хлеба, три кубика сахара, тонкая сосиска, белое почищенное яйцо и стоит стакан в подстаканнике, полон чая почти до верху. Чай дымится. На газете крошек нет, пятен тоже нет, всё чисто. Рядом лежит старый засаленный, вырванный от куда-то большой листок с кроссвордом и ручка, обмотанная по середине пластырем. В литровой банке стоит толстая желтая свечка. Рядом стоит старая, с ободранной зеленой краской настольная лампа. Она то и освещала эту комнатушку. Кассового аппарата на столе нет, калькулятора нет, нет даже телефона никакого. А слово компьютер и монитор даже и в мою голову не пришло в этот момент, почему-то. Зато в место них стоят большие деревянные счёты, рулон туалетной бумаги, стоит круглое зеркальце на ножке и зачем-то старая колода карт рубашкой вверх. Одним словом, ужин при свечах в тишине в самом разгаре. «Романтика, идиллия и полная гармония», - подумал я про себя. Громкий звук от закрытия массивной двери, вероятно не оставил равнодушной и эту железнодорожную красавицу. Она просто открыла дверцу окна своей комнатки. Женское любопытство есть везде. Стучу три раза монетой по решетке, спокойно спрашиваю: -Добрый вечер. Любезная, мне один билет до Винницы на завтра, на самую первую электричку, пожалуйста. Сказать, что она очень удивилась мне или моим словам - это ничего не сказать. Сразу же после моей просьбы по её лицу быстро пробежал легкий свет. В её глазах внезапно появился блеск. Они несколько раз моргнули, губы слегка шевельнулись, она два раза почти незаметно кивнула головой. Эта женщина словно проснулась от многолетней спячки. Так в сказках обычно просыпаются заколдованные принцессы после поцелуя прекрасного принца. Её густые, темные брови по очереди медленно приподнялись в верх. Это было весьма забавно. Её большие, накрашенные губы расплылись по щекам, голова склонилась к правому плечу. На лице её застыло и удивление, и изумление одновременно. Моя простая просьба явно показалась ей и странной и даже где-то не уместной, учитывая её желание трапезничать в тишине наедине с собой красивой. В её больших зеленоватых глазах, видных за очками было не только не прикрытое удивление, не только большой жирный знак вопроса, но и как мне показалось, полная безнадежность удовлетворить мою просьбу в принципе. Она стала говорить. Голос её звучал ровно, уверенно и сдержано. Она произнесла следующие слова, делая правильные ударения и паузы в каждом предложении: -Если Вам на завтра, любезный, то и приходите ко мне завтра. За пол часа до прибытия этой самой электрички. Может быть и купите билет. Может быть даже успеете сесть в вагон этого поезда. И может быть, даже доедете в свою Винницу. А сегодня, любезный товарищ ничем помочь не могу. Уже поздно и темно. Луна полная и никаких поездов сегодня не предвидится. Присаживайтесь на свободное место и ждите. Слово «присаживайтесь» она произнесла с особым акцентом, словно хотела его выделить и сделать главным. У меня свело челюсти, внутри всё похолодело. Мне стало как-то не хорошо от услышанного. Очень подозрительный ответ. Скорее даже не совсем нормальный ответ. А она, спокойно, можно даже сказать, откровенно смакуя вкусом своего чая, сделала большой глоток, не сводя с меня своих очей. Быстро переосмыслив все услышанное, взяв себя в руки я задал вопрос, от которого её большие зеленоватые глаза стали еще больше и не только глаза, но и сами очки на резиночке, как мне показалось, увеличились вдвое: -А почему может быть, что значит, это ваше может быть? - спросил я немного громче прежнего и добавил: -А причем здесь Луна? Женщина глубоко вздохнула полной грудью, поставила стакан в подстаканнике на стол, встала, наклонилась к решетке и стала пристально изучать меня с ног до головы, словно я невиданный пришелец из другого измерения, словно странное ископаемое из мезозоя. Она эффектно приподняла свои очки двумя руками с отведенными в перед мизинцами, как это профессионально делают летчики-ассы после удачного штурмового полета над вражескими территориями, и уже без них всматривалась в каждый предмет моего гардероба, как педантичный часовщик в маленькие женские часики, выискивая в них невидимую причину поломки. Её взгляд был внимательным, читающим, анализирующим. Эта не совсем приятная процедура длилась где-то минуту. Казалось, она детально сканировала меня всего, словно доктор у себя на приёме. -Что она во мне интересного хотела найти, что во мне не так? - думал я в эту минуту,- очень странная, дивная тётя, впрочем, как и само это место. Закончив изучать мою персону и мой обычный для своего времени внешний вид, она закивала головой, словно что-то обнаружила или что-то поняла, прошевелила губами какой-то текст, потом очень медленно села на своё место и приняла ту же чайную позу. Женщина дважды трепетно разгладила рукой портрет Юрия Гагарина в газете и глубоко вздохнула, словно что-то припомнила. Что-то близкое и сокровенное, что-то про себя саму или кого-то родного. Снова сделав большой глоток из стакана, с нескрываемым энтузиазмом громко сказала: - Значит всё-таки новенький, командировочный. В этой нашей жизни, любезный товарищ, всякое может быть, не так ли? - промолвила она и добавила - вот чай на пример хоть и дымится, но совсем не горячий. А вы обязательно присаживайтесь на свободное место или так устраивайтесь поудобнее, ждите, одним словом. И снова это непонятное её ударение на слове присаживайтесь. Что это могло означать? «Если сегодня ничего не предвидится, то зачем присаживаться», - подумал я. Какое неестественно странное предложение. Некоторым женщинам в возрасте присущи философские нотки, в этом я ни раз убеждался, но только не здесь и не сейчас. И причем тут чай - не понял я. Луна, чай, дым, Гагарин, где связь? Как её слова можно свести в одно целое, понятное и конкретно привязанное к слову билет? Но я всё же ждал конкретного ответа. И задал более конкретный вопрос исходя из полученной информации: -А, простите, когда завтра? Именно во сколько завтра? В котором часу прибывают первые электрички на Винницу? В ответ от неё я услышал слова, смысл которых вверг меня просто в неописуемое оцепенение: - Об этом, нам иногда сообщают, за пять минут до прибытия самого поезда. Могут сообщить, но могут и не сообщить. Всё может быть. Такой тут у нас порядок, любезный товарищ. А сегодня ничем помочь не могу. Присаживайтесь в зале ожидания и ожидайте, раз сюда пришли. Вы присаживайтесь, найдите себе место и ждите. Буква «С» в слове присаживайтесь звучало особенно ярко, громче, выразительнее, настойчивее, требовательнее и как-то по-змеиному угрожающе. И продолжая наслаждаться своим чаепитием, делая большие глотки, все также пристально смотрит на меня, пристально разглядывая и хитро щурясь. «Интересно, о чём она сейчас думает, про чай, про не начатый ужин, про меня, или про Юрия Гагарина вместе с космосом и всеми планетами, кометами, спутниками и астероидами в нём»? - размышлял я. Эта женщина в маленькой комнатушке была похожа на тех молодых бабушек, которые с нравоучительным