енно и сдержано. Она произнесла следующие слова, делая правильные ударения и паузы в каждом предложении: -Если Вам на завтра, любезный, то и приходите ко мне завтра. За пол часа до прибытия этой самой электрички. Может быть и купите билет. Может быть даже успеете сесть в вагон этого поезда. И может быть, даже доедете в свою Винницу. А сегодня, любезный товарищ ничем помочь не могу. Уже поздно и темно. Луна полная и никаких поездов сегодня не предвидится. Присаживайтесь на свободное место и ждите. Слово «присаживайтесь» она произнесла с особым акцентом, словно хотела его выделить и сделать главным. У меня свело челюсти, внутри всё похолодело. Мне стало как-то не хорошо от услышанного. Очень подозрительный ответ. Скорее даже не совсем нормальный ответ. А она, спокойно, можно даже сказать, откровенно смакуя вкусом своего чая, сделала большой глоток, не сводя с меня своих очей. Быстро переосмыслив все услышанное, взяв себя в руки я задал вопрос, от которого её большие зеленоватые глаза стали еще больше и не только глаза, но и сами очки на резиночке, как мне показалось, увеличились вдвое: -А почему может быть, что значит, это ваше может быть? - спросил я немного громче прежнего и добавил: -А причем здесь Луна? Женщина глубоко вздохнула полной грудью, поставила стакан в подстаканнике на стол, встала, наклонилась к решетке и стала пристально изучать меня с ног до головы, словно я невиданный пришелец из другого измерения, словно странное ископаемое из мезозоя. Она эффектно приподняла свои очки двумя руками с отведенными в перед мизинцами, как это профессионально делают летчики-ассы после удачного штурмового полета над вражескими территориями, и уже без них всматривалась в каждый предмет моего гардероба, как педантичный часовщик в маленькие женские часики, выискивая в них невидимую причину поломки. Её взгляд был внимательным, читающим, анализирующим. Эта не совсем приятная процедура длилась где-то минуту. Казалось, она детально сканировала меня всего, словно доктор у себя на приёме. -Что она во мне интересного хотела найти, что во мне не так? - думал я в эту минуту,- очень странная, дивная тётя, впрочем, как и само это место. Закончив изучать мою персону и мой обычный для своего времени внешний вид, она закивала головой, словно что-то обнаружила или что-то поняла, прошевелила губами какой-то текст, потом очень медленно села на своё место и приняла ту же чайную позу. Женщина дважды трепетно разгладила рукой портрет Юрия Гагарина в газете и глубоко вздохнула, словно что-то припомнила. Что-то близкое и сокровенное, что-то про себя саму или кого-то родного. Снова сделав большой глоток из стакана, с нескрываемым энтузиазмом громко сказала: - Значит всё-таки новенький, командировочный. В этой нашей жизни, любезный товарищ, всякое может быть, не так ли? - промолвила она и добавила - вот чай на пример хоть и дымится, но совсем не горячий. А вы обязательно присаживайтесь на свободное место или так устраивайтесь поудобнее, ждите, одним словом. И снова это непонятное её ударение на слове присаживайтесь. Что это могло означать? «Если сегодня ничего не предвидится, то зачем присаживаться», - подумал я. Какое неестественно странное предложение. Некоторым женщинам в возрасте присущи философские нотки, в этом я ни раз убеждался, но только не здесь и не сейчас. И причем тут чай - не понял я. Луна, чай, дым, Гагарин, где связь? Как её слова можно свести в одно целое, понятное и конкретно привязанное к слову билет? Но я всё же ждал конкретного ответа. И задал более конкретный вопрос исходя из полученной информации: -А, простите, когда завтра? Именно во сколько завтра? В котором часу прибывают первые электрички на Винницу? В ответ от неё я услышал слова, смысл которых вверг меня просто в неописуемое оцепенение: - Об этом, нам иногда сообщают, за пять минут до прибытия самого поезда. Могут сообщить, но могут и не сообщить. Всё может быть. Такой тут у нас порядок, любезный товарищ. А сегодня ничем помочь не могу. Присаживайтесь в зале ожидания и ожидайте, раз сюда пришли. Вы присаживайтесь, найдите себе место и ждите. Буква «С» в слове присаживайтесь звучало особенно ярко, громче, выразительнее, настойчивее, требовательнее и как-то по-змеиному угрожающе. И продолжая наслаждаться своим чаепитием, делая большие глотки, все также пристально смотрит на меня, пристально разглядывая и хитро щурясь. «Интересно, о чём она сейчас думает, про чай, про не начатый ужин, про меня, или про Юрия Гагарина вместе с космосом и всеми планетами, кометами, спутниками и астероидами в нём»? - размышлял я. Эта женщина в маленькой комнатушке была похожа на тех молодых бабушек, которые с нравоучительным усердием и расставленными акцентами рассказывают с телевизора детям старинные и забытые всеми сказки, не всегда понятные, зато всегда запутанные. Да, я конечно же понимал, что в нашей жизни всякое может быть, но что бы на столько запутано и на столько сложно и представить себе не мог. Я хотел просто купить билет, а тут проблема чуть ли не вселенского масштаба с философским заключениями обычной женщины-кассира её выводами в стиле Артура Шопенгауэра. А в это самое время, в тускло освещенном зале вдруг стали отчетливо слышны чьи-то редкие смешки и разные мужские голоса: -Куда он сказал ему нужно? - громко спросил первый мужской голос. -В какую-то Винницу. Что это за место такое? Что там медом намазано или лавочки мягче, с дерматином и без гвоздей? - ответил второй голос из того же сектора. -Куда-куда? В Ниццу? А может в криницу или за границу, или в больницу, или может в гробницу или в теплицу, или все-таки в Винницу? - интересовался еще один явно очень начитанный человек, вероятно не только для поддержания предыдущих монологов, но и демонстрации своего словарного запаса и умения на ходу складывать рифмы к слову Винница. -Может в мыльницу или на мельницу? - еще один чей-то голос пошутил. Скучно товарищам. Да тут просто литературный бомонд! Только не хватает микрофона, белоснежных портьер, блестящего паркета, хрустальной люстры из богемского стекла и театральных прожекторов с разноцветным лучами света. -И снова почему-то опять, именно в этот странный город, не ужели других городов больше нет на этом белом свете? - любопытствовала одна очень крупная женщина в выцветшей, но целой телогрейке и в бесформенных ватных штанах цвета хаки, и продолжила: -Москва, на пример, говорят красивый большой город или Одесса тоже ничего, симпатичная. А я все равно мечтаю с раннего детства поехать в Париж и обязательно в Милан заехать по дороге. Говорят, там много разных красивых и нужных для человека одежд, и аксессуаров продается. Моя вот одежонка давно уже и устарела, и поизносилась. Нужно сменить на что-нибудь новое, прогрессивное, современное, резонное, многообещающее и поприличнее этого. А как вы думаете, товарищ, мне пойдет розовый пеньюар с кружевами от Кардена. Или вы предпочитаете Гуччи с перьями райских птиц? А еще я слышала, что юбки секси уже не в моде, многие уважающие себя светские дамы предпочитают носить гламурное макси или платье со шлейфом от прет-а порте, в них много экспрессии и концепций. Моя челюсть отвисла второй раз и её просто заклинило. Эта женщина в сером ватнике, опоясанным узким, ярко-зелёным, потрескавшимся ремешком, завязанным на узел точно напоминала партизанку из советских военных фильмов. Об этом говорили и её скуластое лицо, триста раз крашенные волосы собраны в короткий хвостик на резинке, чуть выше затылка, широкие плечи под ватником, короткие косо-криво обрезанные кирзовые сапожки на ногах, и даже быстрый, острый и юркий взгляд подрывницы немецких эшелонов. Ей явно не хватало в руке перевязки из гранат и ленты с патронами крест на крест на груди. Но откуда она знает про Кардена и Гуччи? А пеньюары с концепциями и экспрессиями, это как? -Ага, со шлейфом, махровым, что бы ночью укрываться, так теплее будет, - чей-то новый голос сострил. -А какая хрен разница, где ночевать, ведь лавочки везде одинаковые, они конкретно деревянные и стабильно неопровержимо твердые, хоть в Париже, а хоть в Москве а хоть и в Монтевидео, но везде со спинками под углом для удобства отдыхающих и приезжих, тут и бритому ежу понятно, - это так рассуждал еще один не бритый молодчик в блёклом с десятками рваных дырочек спортивном костюме и кепке на лоб, привольно развалившись на лавочке, вульгарно раскинув тонкие длинные ноги в порванных носках, без обуви прямо передо мной. «Вылитый послевоенный босяк», - ассоциировал я. И тут раздался громкий и четкий бас бородатого старика, встающего, как старинное, большое, сказочное, лохматое дерево прямо из середины зала, словно из кустарника: -Пусть не морочат нам голову, тоже мне курортники-горнолыжники, туристы-проповедники, миссионеры-голодранцы! Почему им только дома не сидится, зачем куда-то ехать? Вы что Тур Хейердал или Христофор Колумб? Может быть Крузенштерн ваш прапрадедушка? Или у вас какие-то тайные родственники там поживают? Нет на вас товарища Сталина! Уже все страны мира на планете Земля и все океаны давно кем-то открыты и необитаемых островов даже не осталось. Капитана Кука и того съели, слыхали наверно, то-то и оно, доездился товарищ, царство ему небесное. Вся карта мира исполосана разными маршрутами кораблей и самолетов. На ней уже живого места нет! А вам вот обязательно нужно ехать? Сидите уже тут, любезн