ая? Кого сдувает в окно? Что же вы тут делаете целых три года, как это вообще возможно, - и добавил, - какая электричка в Ниццу, какой кенгуру, какая панда, какие лошади? -В этой нашей жизни все возможно, - тихо и спокойно ответил он,- вернув красный чемоданчик на свои колени, - и вы сами очень скоро в этом убедитесь,- а три года пролетели, как один день, вот сижу здесь и жду. Он второй раз очень трепетно подул на замочки чемодана, достал большой платок, тщательно протер их, потом весь чемодан целиком, глубоко вдохнул, выдохнул ласково погладил уголки своего прямоугольного красного сокровища и закрыл глаза. Чемодан его красный был действительно красивый, кожаный с широким ремешком по середине. Что в нём может находиться? Почему он так бережно его протирает, словно это некая национальная святыня или семейная реликвия, передающаяся только по мужской линии и несущая в себе нечто ценное или даже божественное? -Конечно, всякое может быть,- согласился я, но не на столько же. Как можно ждать электричку три года? Расскажи кому - не поверят или просто покрутят пальцем у виска. Я еще хотел что-то спросить или возразить, или просто слепить хоть какой-то логический вопрос, но мои мысли резко перебил звонкий, приятный женский голосок. Он звучал совсем близко. -А это где, Винница эта ваша? Почему все молодые симпатичные, интеллигентные парни вроде вас туда так ломятся страстно и так рвутся безмятежно, без оглядки на общественность? А что там делают товарищи вроде нас, тоже что и мы здесь? А где она находится? В Крыму, что ли? А там море есть? А какое, Черное, Белое, Красное, Желтое или Мраморное? А там тепло? А то тут холод собачий, не топят никогда, окочуриться можно за ночь. А там мраморные фонтанчики то работают? А то тут ни воды, ни умыться, ни помыться, ни напиться, как следует. А может там хоть матрацы полосатые людям выдают? А может, там и кровати стоят мягкие с круглыми пуфиками со спинками и с шелковыми подлокотниками? А то я себе все свои рёбра погнула на этих лавочках. А сколько туда добираться, час или больше? Может, и я мотнусь туда с вами за компанию в эту вашу Винницу. Эй, товарищ, любезный товарищ, возьмете меня с собой или как? Этот девичий голос, задающий так много сумбурных вопросов в секунду напоминал мне лесной, многоголосый, птичий щебет. Девушка, которой он принадлежал, после своих слов неожиданно для всех встала в полный рост, уверенно подняла голову и поставила руки в боки, нарочито показывая вот, какая я! Конечно же, в мире есть много разных вещей, на которые можно долго с интересом смотреть и любоваться. Любоваться и радоваться, или хотя бы получать хоть какое-то эстетическое удовольствие. Но к этим конкретным смотринам, это не имело никакого отношения. На эту любопытную девушку смотреть было можно и даже долго, но совсем по другой причине. Её экзотический или, как бы так мягче выразится, экстравагантный вид вызывал особый интерес, можно даже сказать интерес для гурмана. Её запутанные, крашенные тремя цветами волосы, хаотично торчали из головы в разные стороны и напоминали космический взрыв. Да, именно тот, самый первый, большой вселенский, из которого все и началось и такое получилось. А её лицо, шея и открытая часть её декольте были похожи на большую, потрепанную, настенную карту недавних боевых сражений. На ней цветными пятнышками, в виде нескольких царапинок, растяжек, родимых пятен, не больших ссадин, небольшого старого синяка, двух шрамов, морщин, порезов и трещинок обозначена вся её жизнь за последние несколько недель или месяцев. Такое впечатление, то ли судьба её такая злая, то ли рыцари её сердца не скупились оставлять следы своего участия на этом живом поле. -Никакой косметики, только природная, натуральная красота - подумал я. Я не доктор, но по её лицу было видно, что она не совсем здорова. Что-то у нее точно болело и тревожило. Возможно, болела её душа. А она, душа у неё всё-таки была по всем своим видимым и не видимым признакам. Девушка была одета в помятую и изрядно заношенную рубаху в большую зелёную клетку на выпуск без трёх верхних пуговиц. На рубахе несколько круглых, разноцветных, затертых значков, приколотых в ровный ряд, словно ордена. А когда-то белая, плотная юбка в крупный красный горошек до колен прикрывала бедра и ноги. На ногах чистые черные с ярко-красными вставками лаковые туфли на каблуках, как у сказочного гнома, с большими, выразительными серебристыми пряжками, и черные гольфы в мелкую сеточку, одно слегка приспущено. На её руках было множество различных браслетиков, цветных веревочек и почти все пальцы в кольцах. На некоторых даже по два кольца. А ногти на руках чем-то цветным выкрашены всеми возможными цветами. Веселенький наряд, ничего не скажешь. «Это даже ни хиппи, ни ретро и совсем не диско. Это классический ранний Пикассо или ранний Сальвадор Дали» - подумал я, представив на минуту некоторые первые полотна с портретами этих художников-сюрреалистов. Можно даже сказать: «особый раритет в среде современного уличного авангардизма». В ушах её клипсы одна желтая, другая черная. На её шее, на веревочке с тремя узлами, висел кулон - половинка сердечка. Значит, у кого-то есть другая половинка. Интересно у кого, взглянуть бы на этого счастливчика. Она была одета ярче и немного веселее, чем другие. Это естественно, молодым девушкам характерно модничать в любое время и в любом месте, но не такой же степени. Эта здешняя модель даже махнула мне своей правой рукой и вопросительно, робко, но широко улыбнулась и задорно кивнула мне головой вверх. Она стояла всего в нескольких метрах от меня. Я успел хорошо рассмотреть каждую деталь её одежды и даже её красивую неповторимую улыбку. Легендарная Мона Лиза с картины Леонардо - рядом не стояла! А если бы и стояла, то нервно курила бы, если бы умела и грызла бы ногти. Её ровные, белоснежные, как жемчуг зубки ослепили бы не только зрячего, но и вторично ослепила бы, даже уже слепого. В этом лице, улыбке и взгляде были вся её неказистая биография и все её такие же планы на будущее. Потом она абсолютно естественно сложила молитвенно ладони под подбородком и несколько раз быстро закивала головой мол, возьмите меня, я хорошая, не пожалеете. «Были бы тут в этот момент ангелы небесные - они бы зарыдали, это точно» - подумал я. В её тёмных глазах блеснула не то слезинка, не то последняя надежда. Её лицо, как мне показалось, засветилось, словно кто-то направил на него луч театрального прожектора. Она любила жизнь. При чем любила все её краски и все то вокруг происходит, правда по-своему. Я это почувствовал и по её вопросам, и по её внешнему виду. Я еще раз, уже третий или четвёртый по счёту, остолбенел от всего увиденного и услышанного. Такого даже при всем желании не придумаешь. Это было похоже на какой-то спланированный спектакль, в котором все происходило идеально по четкому сценарию, все роли были правильно расписаны, и каждый знал время своего выхода. Но фальши я и не заметил. Все говорили, искренне, от души, из самой её глубины. Не далеко раздался новый мужской голос, осипший и не четкий: -Да сиди уже тут, любезная. Кому ты там нужна? Лучше ко мне под крылышко приходи, я тебя быстро своим обогревателем так разогрею, сразу оттаешь и ребра свои за одно выровняешь. Тут же, с той же стороны, раздался другой громкий женский голос более резкий и нахрапистый: -Да в твоем старом обогревателе, любезный, давно свеча перегорела, фитиль отсох и все провода давно отсырели! Об этом даже наши собаки, наши голуби и наш фонарь на улице знают! Резко раздался общий взрыв смех на весь зал. Всем внезапно стало весело, и люди заметно, как-то оживился и зашевелился. Смеялись все: кто-то, сидя, кто-то, стоя, слегка наклонившись и упираясь рукой о стенку, а кто и лежа, не вставая. Все присутствующие громко смеются. А две собаки из темного угла встали и ритмично залаяли в знак солидарности с людьми. Даже лампа на потолке сама по себе покачнулась, глядя с высоты на внезапное необузданное веселье. В самом зале в верх стали взлетать скомканные газеты, шапки, обувь, пиджаки, свитера и даже костыль. У кого что было - то и подбрасывал. Необъяснимое веселье, неподдающееся нормальному восприятию разрасталось. И голуби снова несколько раз облетели зал, хлопая крыльями, небрежно роняя свои перья, и как в первый раз исчезли в темных стенах этого смеющегося капища. Потом снова снимались с мест и снова летали добавляя еще большего разнообразия. Карнавал в дурдоме. Где-то высоко в разбитое стекло влетел пучок сухих листьев. Они волшебным образом, закружились в хороводе придавая всеобщему веселью более пафосный, характер и добавляли еще больше огонька своим нехитрым танцем. Мона Лиза в черных гольфах засмущалась, опустила голову и быстро уселась на свое место, так и не дождавшись моего ответа. А зеленоглазая кассирша, криво улыбаясь, допивает свой чай и продолжает смотреть на меня, ласково и бережно поглаживая портрет Гагарина правой рукой, словно фотографию родного сыночка, при этом что-то проговаривая про себя шепотом. В её глазах что-то было. Не только удовольствие от чаепития, но и.... Стоп, а в стакане-то ровно столько же жидкости, сколько и было в самом начале, заметил я. Долила или не пила? -Ведьма, - подумал я. И тут я все понял. Что я тут вообще делаю? Не ужели я завтра рано утром не куплю себе билет на центральном вокзале, в адекватной обстановке и тут же с