Джироламо рассказал мне об одном интересном происшествии. Прошлым летом в Москву прибыла неаполитанская труппа — выступить в доме двоюродного брата царя. Там были актеры, музыканты, жонглеры, чревовещатели… Во время представления один актер по имени Персиваль Грассо разыграл чрезвычайно впечатляющую сцену: полишинель — кукла с волчьей головой — сначала лежала на полу, а когда ее заметили, начала говорить, петь, ходить вразвалочку и, наконец, танцевать, причем рук человека, который оживляет ее, стоя на скамеечке, спрятанной за занавесью, не было видно ни одной секунды. Все присутствующие казались совершенно покоренными. И вдруг поднялся какой-то поп и начал вопить, что видит пред своими очами самого демона; он припомнил стихи из Апокалипсиса, те, в которых говорится, что дана ему власть оживлять образ зверя, чтобы образ этот говорил 52. Потом вытащил из кармана камень и швырнул его на сцену. Несколько человек, пришедших вместе с ним, сделали то же самое. Затем они принялись изрыгать проклятия на неаполитанцев, на иноземцев и на тех, кто хоть как-то потакает тому, что они почитают сатанинским и нечестивым делом. И объявили, что конец света неотвратим и грядет время последнего Суда. Зрители стали разбегаться один за другим, даже брат царя не решился противоречить этим взбесившимся безумцам, и неаполитанской труппе пришлось выехать из Москвы на рассвете следующего дня.
Пока мой друг расписывал мне все это в красочных подробностях, я вспомнил о посетителе, пришедшем ко мне в Джибле несколько лет назад и принесшим книгу, которая назначала конец света как раз на этот самый год — 1666-й. Его звали Евдоким. Я рассказал о нем Джироламо. Его имя ничего ему не говорило, но он прекрасно знал про «Книгу о Вере единой, истинной и православной», так как не проходило ни одного дня без того, чтобы при нем не упоминали о ней. Сам он принимает все предсказания с легким сердцем, твердя о непроходимой глупости, невежестве и суевериях, что меня очень ободряет; но добавляет, что там большинство людей в это твердо верят. А некоторые даже торопят предсказанное число. Они утверждают, основываясь на каком-то неизвестном мне церковном календаре, что мир не переживет дня святого Симеона, который попадает на первое сентября, а именно в этот день для них наступает Новый год.
15 мая 1666 года.
Кажется, сегодня я добился доверия исфаханского «принца» или, скорее, сумел его заинтересовать.
Мы случайно столкнулись на прогулке и немного прошлись вдвоем, я перечислил ему разные города, через которые проехал в эти последние месяцы. Он вежливо кивал головой при упоминании каждого города, но стоило мне упомянуть Смирну, как я заметил, что взгляд его изменился. Чтобы побудить меня и дальше рассказывать, он повторил тоном человека, который что-то припоминает: «Измир, Измир», что, как известно, является турецким названием этого города.
Я сказал ему, что пробыл там сорок дней и дважды видел собственными глазами того еврея, который выдавал себя за мессию. Тогда мой собеседник взял меня за руку, назвал своим почтенным другом и признался, что ему и раньше сообщали много противоречивых вещей об этом «Саббатае Леви».
Я уточнил:
— Его имя, так, как его произносили евреи, было скорее Саббатай Зеви или Цеви.
Он поблагодарил меня за то, что я исправил его ошибку, и попросил поведать ему все, что я видел сам, чтобы в слухах об этом человеке он сумел бы «отделить черную нитку от белой».
Я рассказал ему кое-что и пообещал рассказать еще больше.
16 мая.
Вчера я написал о доверии «принца», которое я будто бы вызвал, а потом спохватился и заговорил о любопытстве, которое я в нем пробудил. Тогда я был прав, отметив это различие, но сейчас могу вернуться к слову «доверие». Так как, если вчера он только старался разговорить меня, сегодня говорил уже он сам.
Он не оказал мне полного доверия — а впрочем, почему бы он стал мне его оказывать? — но то, что я узнал от него, то есть от человека, находящегося в чужой стране и, очевидно, охраняющего свою тайну, то малое, что он мне рассказал, уже есть свидетельство уважения и знак доверия.
Он сказал, что путешествует не по делам, в том смысле, как это обычно понимают, а для того, чтобы наблюдать за происходящим в мире и отмечать все странности, которые в нем случаются. Я убежден, хотя он мне этого и не говорил, что он очень высокий вельможа, может, даже родной брат великого суфия или его кузен.
Я думал познакомить его с Джироламо. Но мой венецианский друг несколько говорлив, что могло бы испугать «принца», и вместо того чтобы постепенно раскрыться как робкая роза, он может внезапно снова закрыть свои лепестки.
Что ж, значит, я буду навещать их по отдельности, разве что они встретятся сами, без моей помощи.
17 мая.
Принц пригласил меня сегодня в свой «дворец». Не сказать, что это слово тут совсем не к месту, если принимать во внимание, что все относительно. Моряки ложатся спать в сарае, я — в скромной клетушке, Джироламо со своей свитой — в настоящем доме, а Али Эсфахани, занимающий целую анфиладу «комнат», которые он покрыл коврами и подушками по персидской моде, живет словно во дворце. Среди его людей есть мажордом, переводчик, повар с поваренком, личный лакей и еще четверо для всяческих услуг, а кроме того, два охранника, которых он зовет «своими хищниками».
Переводчик — французский священник родом из Тулузы, просит именовать себя «отцом Анжем». Его присутствие возле Али удивило меня, пока они не заговорили по-персидски. Мне не удалось узнать о нем ничего больше, потому что он удалился сразу же после того, как господин сказал ему, что мы сможем беседовать по-арабски.
В этот вечер любезный хозяин рассказал мне одну из самых странных историй: будто бы с начала этого года каждую ночь с небосклона исчезает несколько звезд. Достаточно, сказал он мне, понаблюдать за небесным сводом в полной темноте, сосредоточившись на местах большого скопления звезд, чтобы убедиться, что некоторые из них внезапно гаснут и уже не загораются снова. Он, кажется, убежден в том, что небо в этом году мало-помалу опустеет и в конце концов сделается совсем черным.
Чтобы проверить его слова, добрую половину ночи я просидел на палубе, запрокинув голову и разглядывая небеса. Я попытался не сводить взгляда с выбранной точки, но каждый раз мои глаза затуманивались. Через час я замерз и отправился спать, так ни в чем и не удостоверившись.
18 мая.
Я передал басню о звездах своему венецианскому другу, а он расхохотался даже прежде, чем я закончил рассказ. К счастью, я ничего не сказал о том, насколько живо задела меня эта история. И к счастью, мне хватило мудрости не знакомить друг с другом моих попутчиков.
Продолжая насмехаться над толками о конце света, Джироламо сообщил мне вещи, которые не могли меня не обеспокоить. Я испытываю при нем такую же болезненную неловкость, какую переживал когда-то давно, разговаривая с Маимуном. С одной стороны, мне бы очень хотелось разделить его спокойствие и презрение ко всяческим суевериям, что заставляет меня подчеркнуто одобрять его слова, но в то же время мне не удается помешать этим суевериям, даже самым нелепым из них, вить гнездо в моем мозгу. «А что, если эти люди правы?», «Если их предсказания подтвердятся?», «А если до конца мира и в самом деле осталось только четыре месяца?» — эти вопросы поневоле кружатся у меня голове, и хотя я уверен в их бесплодности, мне не удается от них отделаться. Это доставляет мне огорчение, я испытываю стыд, двойной стыд. Стыд за то, что я разделяю опасения невежд, и стыд за то, что я так горячо соглашаюсь с моим другом, утвердительно кивая головой на все его речи и отрицая их в своем сердце.
Вчера вечером я снова испытал те же чувства, пока Джироламо рассказывал мне о неких московитах, которых называют «капитонами» 53 и которые стремятся к смерти, как он сказал, «потому что убеждены, что Христос уже совсем скоро вернется в наш мир, чтобы установить здесь Свое Царствие, и они хотели бы принадлежать к числу тех, кто последует за Ним, а не оказаться среди множества грешников, что будут поражены Его молниями». «Они считают, что всем миром сейчас правит Антихрист, что вся земля населена проклятыми, даже сама Московия и их Церковь, молитвы и обряды которой они более не признают. Их вождь велит им умирать с голоду, потому что так они не навлекут на себя вину за самоубийство. Но некоторым из них кажется, что времени уже почти не осталось, и они, не колеблясь, спешат тягчайше презреть божественную заповедь. Не проходит ни одной недели без того, чтобы с одного или другого края этой обширной страны не сообщали самые ужасающие вести. Эти люди собираются более или менее многочисленными группами в церкви или даже в простом сарае, запирают двери и добровольно предают себя огню, умерщвляя себя и сгорая целыми семьями под пение молитв и истошные детские крики».
52
«И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал…» (Откровение, глава 13, ст. 15). — Примеч. пер.
53
Капитон — один из первых по времени русских расколо-учителей. По имени его все русские раскольники долго назывались капитонами. — Примеч. пер.