Все дальнейшее было кровавым кошмаром. Молю бога, чтобы забыть его, но, думаю, не смогу никогда. Опишу кратко. Подробности слишком ужасны.
Индеец перестал кричать и молча бросился на врагов. Рубил и резал. Некоторые пытались отбиваться. Напрасные усилия. Он разил топором, как ангел господень. Неуязвимый, он надвигался неумолимо. Его противники повергались во прах.
Я спрыгнул на палубу, вытащил меч из ножен и встал с ним рядом. Хед выстрелил в нас из пистолета. В тумане промахнулся. Заряды у него кончились, он отшвырнул пистолет и схватил багор. Стал ждать меня. Я не замедлил появиться.
Помню пронзительный вой боцманского свистка. Затем горн мистера Барвика пропел сигнал "К бою!". Ко времени появления на палубе наших солдат бой закончился.
Я убил только двоих. Одним из них был Хед. Заплатка слетела у него со лба. Под ней оказался прыщик.
Индеец позаботился о пяти других негодяях. Пяти ли? Возможно. Кто знает?
Красным пятном висит в небе солнце. В адском тумане появились разрывы и проблески. Корабль почти не движется. Облегчение нам может принести только ветер. А ветра нет. Корабль застыл, словно прикованный грузом злого рока. Морская вода - словно черное молоко. Если бы в этой безбрежности волы и тумана увидеть хоть одну птицу! Птиц нет. Нет даже птиц-боцманов, которые спят на воде. Так далеко на север они, видимо, не залетают. Водяные змеи с желтыми и черными кольцами - единственные живые свидетели нашего вынужденного дрейфа; они большими кругами плавают вокруг моей "Судьбы". Чего они ждут? Будь я суеверным человеком, я бы наверняка подумал, что их круги и извивы подчиняются волшебной палочке колдуна, который опутал нас волшебной паутиной, и мы обречены оставаться недвижимыми.
Но я не верю в судьбу, в дурные звезды или предзнаменования. Все это выдумки.
Я жду, когда поднимется солнце и задует ветер.
Быть откровенным - большая роскошь.
Сначала несколько голых фактов. Тех, что застряли у меня в глотке.
Я ошибся в своем суждении о Ричарде Хеде. Очень жестоко ошибся. Я унизил его в глазах сообщников. Должен был предвидеть, что такой человек будет искать случая отомстить.
Его банда сумела одолеть Сэма Кинга у дверей моей каюты. Они решили, что убили его, но мой верный друг, теряя сознание, исхитрился запереть мою каюту снаружи и выбросить ключи в море. Это я узнал от самого Сэма несмотря на раны и пробитый череп, есть надежда (да хранит его Всевышний!), что он поправится.
Чтобы сломать дверь каюты, Хед, должно быть, послал за бревном. Если так, то он непростительно промедлил. Поскольку в этот момент - разумеется, еще до того, как кто-либо из бунтовщиков успел спуститься с юта - из своей (бывшей Уота) каюты появился индеец, и все переменилось.
Почему? Каким образом?
Я могу полагаться только на рассказ Гуаякунды. Его версия выглядит по меньшей мере странной. И все же я ему верю.
Хед по какой-то причине испугался. Этот подонок говорил немного по-испански и когда, наставив пистолет на индейца, начал что-то с беспокойством объяснять своим сообщникам, индеец слышал, как он без конца повторял одно слово: "колдун".
- Он считал тебя колдуном? - спросил я. - Почему?
Индеец пожал плечами.
- Не знаю. Может, он сошел с ума. Может, слышал разговоры в Сан-Томе.
- Какие разговоры?
- Разговоры рабынь.
- Они называли тебя колдуном? Индеец кивнул.
- Это ничего не значит, - сказал он. - Они называли меня так, потому что они не понимали.
Я не стал спрашивать у него, чего не понимали эти суеверные женщины. Меня больше интересовало, почему Хед неожиданно изменил свои планы и вместо меня решил убить Гуаякунду. Я спросил индейца и получил ошарашивающий ответ:
- Человек с заплаткой уже пытался повесить меня.
- В испанском форте?
- Да. Их было двое. Они держали лошадь. Он был одним из них.
- Так... значит, Хед уже пытался тебя однажды повесить, - сказал я. Впрочем, из этого не следует, что он должен был повторить попытку...
- Он был уверен, что я колдун, - пояснил индеец. - Он думал, что у меня есть особая сила. Наверное, он хотел проверить, можно ли меня вообще убить. Или думал, что моя смерть лишит силы тебя.
- Но это нелепо!
Индеец улыбнулся.
- Когда белые люди впервые пришли в мою страну, индейцы решили, что это боги. Может быть, теперь страх действует в обратном направлении.
Дикая мысль. Я отверг ее.
- Я думаю, Хед сошел с ума, - сказал я.
- Да, - ответил индеец.
Я продолжал расспрашивать его. Меня снедало желание узнать все подробности случившегося до моего появления, до того, как я увидел ту жуткую сцену. Как удалось Хеду с сообщниками заставить его спуститься с юта? "Приставив пистолет к виску", - сказал индеец. Как им удалось связать его и вздернуть на рее - ведь я сам видел, какой громадной силой он обладает? "Опять-таки с помощью пистолета", - сказал индеец. Его ответы звучали вполне убедительно. Все было разумно и объяснимо, кроме пантомимы повешения. И вот мы дошли до крика.
- Никогда не слышал ничего подобного, - сказал я. - Ты уже говорил мне о своем крике. Ты сказал, что он сводит людей с ума, гонит их убивать. Что это крик Золотого Человека.
Взгляд индейца оставался непроницаемым.
- Я сказал Гуоттаролу правду.
- Что означает этот крик? - спросил я. - Золотой Человек - это ты?
Лицо индейца передернула страдальческая гримаса. Он закрыл глаза рукой, словно боялся, что я его ударю.
- Нет! - крикнул он. - Нет!! Нет!!
Мне стало стыдно. Я понимал, что не имею права задавать ему такие вопросы. Что вторгаюсь на чужую территорию. Но остановиться не мог. Не праздное любопытство руководило мной. Потребность узнать и понять.
- Значит, Золотой Человек - твой бог? - спросил я. - И в тебе говорит голос твоего бога? В этом значение крика? Он голос бога чибчей?
Индеец медленно отнял руку от лица.
- Я не знаю, - сказал он.
В его глазах стояли слезы. Человек, который еще вчера разил своих врагов и рвал их на части, плакал передо мной безутешно, как малый ребенок.
Я не мог продолжать беседу. Жалость и смущение овладели мной. Никогда еще я не видел индейца таким подавленным. Мне пришло в голову, что он пусть по-своему, примитивно - не меньше меня ранен вчерашним событием. Речь, конечно, идет о внутренних ранах, ранах сердца и души, что могут быть столь же страшными, как разбитый череп Сэма Кинга.
И все же индеец заговорил:
- Я сказал Гуоттаролу правду, - произнес он, всхлипывая. - Я сказал ему, что знаю и чего не знаю. - Он взял себя в руки. Посмотрел мне в лицо невидящими от слез глазами. - Но это еще не вся правда, которую я знаю. Есть еще та, которую не знаю. Мы поговорим об этом. Может быть, завтра?
Тон его был одновременно уверенным и просительным. Словно он предлагал отсрочку ради нашего общего блага. Я не понял его, но согласился. Кивнул. Он повернулся и ушел.
27 апреля
В полночь - неужели это было всего час назад? -я почувствовал первые слабые дуновения легкого ветерка. Теперь ветер уже надул наши паруса. Туман рассеялся. Под темным, усыпанным звездами небом моя "Судьба" плывет на восток.
Я многое узнал в последние шестьдесят минут. Это время я провел с индейцем, мы доверительно беседовали на юте. Никто не мешал нашему разговору.
Индеец начал так:
- В нашу первую встречу ты спросил меня, кто я такой. Я сказал тебе, что был слугой испанского губернатора. Это правда. Позднее я сказал тебе, что убил его. Это тоже правда. Но я сказал тебе не все. Тогда было не время. Я сказал тебе лишь то, что знал, но есть и другое. Я не сказал тебе то, чего не знаю.