Некоторое время они шли молча, когда Наб вдруг почувствовал резкий тычок в ногу — это лис толкнул его головой. Он остановился, Руфус жестом показал лечь. Мальчик беззвучно рухнул на землю и на четвереньках последовал за Руфусом, молча пробирающимся под защиту дубового ствола.
— Смотри, — прошептал лис.
Наб обвел взглядом унылые зимние поля, но сначала ничего не увидел. Потом он рассмотрел только что показавшихся слева двоих уркку, идущих вдоль опушки леса с ружьями под мышкой. Они тихонько переговаривались и пристально осматривались. Наб глянул на лиса, который жестом велел ему распластаться; сам лис присел, словно для прыжка, все его тело дрожало, острые уши поднялись торчком; чтобы не упустить ни одного запаха, он сосредоточился так, что черный кончик носа изогнулся в сторону. Уркку остановились и огляделись; долгие томительные секунды они, кажется, смотрели прямо на дуб, а затем их взгляд переместился дальше. Внезапно, к ужасу Наба, один из них кивнул другому как раз на ту часть леса, где находились Наб с Руфусом. Уркку перехватили ружья из-под мышек наперевес, чтобы в любой миг вскинуть к плечу и выстрелить; затем они начали медленно подвигаться к лесу. Наб в панике воззрился на товарища.
— Слушай, — сказал Руфус. — Они не знают, что мы здесь, но если продолжат в том же духе, то обязательно найдут нас. Если они подойдут слишком близко, я побегу к передней границе леса так, чтобы они меня увидели. Это должно отвлечь их внимание. Ты должен оставаться здесь и не двигаться, пока не решишь, что это безопасно. Тогда иди прямо в свои кусты и схоронись. Самое главное — сиди там, где сейчас, пока они не уйдут; я постараюсь увести их за собой.
— А как же ты? — прошептал Наб.
— Со мной все будет хорошо. Им редко удается убить нас из своих смертельных палок. Мы для них слишком быстры. Теперь сиди тихо!
Они лежали бок о бок на земле за дубом. Наб чувствовал, как проникает сквозь слои коры сырость и как зудят колени. Когда уркку подошли ближе, его страх усилился; он вытянул ладони, нащупал шершавую кору дуба, и сила и мощь дерева немного успокоили его. Посмотрел на Руфуса — глаза лиса мрачно и напряженно уставились на уркку, его подрагивающее тело как будто готовилось взорваться вспышкой действия. Теперь люди были не далее, чем в двадцати шагах, и сердце Наба так сильно колотилось, что они наверняка должны были слышать, как он от страха хрипло хватает ртом воздух. Руфус взглянул на него и коснулся лапой руки мальчика. И вдруг рванулся из-за дерева и бесшумно заскользил прочь сквозь торчащую пучками траву, между беспорядочно валяющихся на земле стволов, а позади него струился большой пушистый хвост.
Наб видел, как один из уркку заметил проблеск рыжины и крикнул другому, возбужденно указывая на подлесок. Оба вскинули ружья, и сердце мальчика замерло, когда в лесу эхом отозвались два выстрела; в отчаянии он высматривал лиса, а затем с облегчением увидел его у перелаза на краю поля — Руфус перебегал на другую сторону леса, где деревья были гуще и он оказался бы в безопасности. Затем он услышал еще один гортанный крик, и воздух сотрясли еще два выстрела. Руфус выгнулся и завалился на бок. Ослепленный горем, мальчик выбежал из-за дуба и бросился бежать через лес, пока не упал на колени рядом со своим другом. Он безудержно разрыдался, все его тело охватили непроизвольные спазмы. «Руфус!» — закричал он и бережно взял в руки голову лиса, чтобы уткнуться лицом в теплый мех. Глаза медленно открылись; всего несколько ударов сердца назад они сияли жизнью и силой, а теперь стали прозрачно-карими и недвижными и смотрели на мальчика с грустью, любовью и надеждой. Мальчик почувствовал, что его рука там, где она поддерживала лиса, стала теплой и липкой, а затем глаза его друга закрылись и голова поникла. Наб понял, что лис мёртв. На него внезапно обрушился весь ужас случившегося и накатила волна тошноты. Сквозь туманную пелену слез он смотрел на черный нос и обнажившиеся в смертном оскале зубы; он смотрел на два треугольных уха и зарывался пальцами в глубокий мех на шее лиса. Он не мог смириться с тем, что жизнь ушла, если тело, лежащее здесь, было в точности таким же, как в ту минуту, когда они оба прятались за дубом. Эти глаза никогда вновь не взглянут на него; он никогда больше не увидит голову лиса, пробирающегося сквозь кусты рододендрона, и больше не будет никаких историй зимними вечерами. Все это он повторял в уме, принуждая себя понять, но понять не мог; осознать это было ему не под силу. С текущими по лицу слезами, все еще неистово содрогаясь, он рухнул на мертвое тело лисы.