Никитин не передает ни одной из многочисленных легенд, связанных с Махмуд-шахом I Байкара, но зато сообщает важные торгово-промышленные сведения о стране. «Тут ся родить краска да лек», — сообщает он. «Лек», о котором говорится и далее, — это лакх — красильное вещество. «Камбаят же пристанище Индейскому морю всему, а товар в нем все делают алачи, да пестреди, да канъдаки, да чинят краску ниль, да родится в нем лек, да ахык, да лон».
Речь идет о текстильном производстве Гуджарата, где выделывали алачу-ткань из сученых шелковых и бумажных ниток, кандак, или киндяк, — бумажную набойчатую ткань, употреблявшуюся в древней Руси на подкладку, пестредь-ткань из разноцветных ниток и т. д. Дважды Никитин говорит о производстве знаменитой растительной краски индиго («ниль»). Лакх представляет собой смолу, собираемую с некоторых растений. Засохшую смолу плавят и отцеживают от примесей. Смола (шеллак) идет на приготовление лаков, политуры и т. п. Упоминает Никитин и о добыче ценного камня сердолика («ахык»), а также о добыче соли («лон»). Путешественник употребляет здесь их местные названия.
В Гуджарате Никитин задержался очень недолго и поплыл дальше на юг.
«И ТУТ ЕСТЬ ИНДЕЙСКАА СТРАНА»
«…А шли есмя в таве 6 недель морем до Чивиля», — говорит Никитин и, высадившись в Чауле («Чивиль»), добавляет: «И тут есть Индейскаа страна».
Правда, Индия началась раньше, но Никитин видел ее только с палубы дабы да во время коротких остановок. Лишь теперь он вступил твердой ногой на ту землю, о которой пелось в былинах:
Никитина не удивила природа Индии. Он уже перед этим видел много пейзажей, нисколько не похожих на его родные леса с перелесками под Тверью. Поразили его люди: все они черные, голова и грудь не покрыты. У людей познатнее — кусок материи «фата», или «фота», на голове и на бедрах. «А князь их — фота на голове, а другаа на бедрах; а княгыни ходять — фота на плечем обогнута, а другаа на бедрах; а слуги княжия и боярьскыя — фота на бедрах обогнута, да щит, да мечь в руках, а иныя с сулицами[9], а ины с ножи, а иныя с саблями, а иным с лукы и с стрелами, а все нагы да босы, а жонки ходят голова не покрыта, а груди голы; а паропкы да девочкы ходят нагы до 7 лет, а сором не покрыт».
В другом месте, описывая толпу богомольцев около знаменитых храмов Парваты, Никитин снова с удивлением пишет: «Все нагы, только на гузне плат; а жонки все нагы, только на гузне фота». Но были и другие «жонки», людей зажиточных: они не только в «фотах», то есть в покрывалах, но у них «на шиях жемчуг, много яхонтов, да на руках обручи да перстьни златы».
Надо сказать, что обилие драгоценностей на индийской женщине не всегда говорило о большом богатстве. Каждый житель Индии, обладающий хоть каким-нибудь достатком, на все свои средства старался купить драгоценностей своей жене и дочерям.
Маркс в своей работе «Британское владычество в Индии» отмечал: «С незапамятных времен Европа получала великолепные ткани — продукт индийского труда — и посылала взамен свои драгоценные металлы, снабжая, таким образом, материалом местного золотых дел мастера, этого необходимого члена индийского общества, любовь которого к украшениям так велика, что даже представители самого низшего класса, которые ходят почти нагими, имеют обыкновенно пару золотых серег и какое-нибудь золотое украшение на шее. Всеобщее распространение имели также кольца, надевавшиеся на пальцы рук и ног. Женщины, так же как и дети, часто носили массивные ручные и ножные браслеты из золота или серебра, а золотые или серебряные статуэтки богов встречались среди домашнего скарба»[10].
Своеобразный наряд индийцев изумлял не одного Никитина, ему дивились все путешественники прошлого. Марко Поло, говоря о Малабарском побережье, даже иронизирует и пишет, что «во всей провинции Малабар нет ни одного портного, который сумел бы скроить и сшить кафтан, так как все ходят голыми».