— Язык спотыкается от этого слова…
Импичмент — это когда весь спящий Народ очнулся-проснулся-прозрел в святой ненависти к Правителю-народоубийце, а сильные мира сего, а олигархи, приносят его в жертву, чтобы самим не стать жертвенными барашками народного гнева…
Да!..
Но ядовитое словце сие, как дым от бесконечных лесных рукотворных, всерусских пожаров, проникло и в дальние обреченные деревеньки, где местные остряки, пьяные от кривой смертельной паленой водки, на свежей могиле новоусопшего, вздыхают… беззубо, жалко улыбаются: «Он (она) не помер… ха — ха!.. Он в момент — схлопотал свой „им — пич — мент“!., ха — ха…»
Умер мент — попал под им-пич-мёнт!..
О, Боже!..
…Ах, Русь! Родная!.. Вселюбящая!.. Всекроткая!..
Всех мировых воров, торгашей, фарисеев щедро принимающая!..
Всем души… врата… калитки отворяющая!..
И чужебесные идеи и словеса доверчиво впускающая!..
— Гость дорогой, входи!..
Бери, что хочешь: землю!., лес!., газ!., нефть!., золото!., красивых дев!., мужей ученых!., соловьиных певунов!..
А я — добряк блаженно нищий… постою… помолюсь, аки овца, сладко смирюсь на паперти… у храма новозлатокупольного… да самогона повку-шаю…
Ах!..
Блаженны нищие духом и карманом… да?., ой ли… ай ли…
Русь!..
А Ты не чуешь близкого? Поголовного? кладбищенского «импичмента» с паленой водкой в дрожких руках?..
А?..
А, может, очнешься, встанешь из бурьяна, отбросишь бутыль с ядом и объявишь:
Импичмент русским заколоченным голгофскими гвоздями деревням!..
Импичмент бесконечным русским свежим кладбищам и похоронам!..
Импичмент детским домам сирот и вечногорящим приютам стариков!..
Импичмент всепобедным диким травам, в которых затонула Русская Тысячелетняя Держава!..
Импичмент пьяным кособоким селам и вавилонским городам!..
Импичмент Русскому, Уснувшему в ковылях Верозащитному Мечу!..
Импичмент Трусу! Сребролюбцу! Вору! Фарисею! И Лжецу!
А?..
Господь!..
Да будет так!..
Тогда возлюбит Вольный Русич слово чужеродное «импичмент»…
Как Чингисхан — Ясак-Дань!..
Фреска тридцать шестая
ИМПОТЕНТ — Мудрец улыбнулся:
— Импотент — это человек, подсчитывающий в ночах некогда соблазненных дев и жен! утонувший в сладострастных воспоминаниях-судорогах, как прибрежный городок в бушующем океанском тайфуне…
Да!..
Но!..
Сладок городок!.. Сладок тайфун!..
И смерть язычника в таком тайфуне сладка… желанна…
Ведь Бог язычников — это соития бескрайние…
Да!.. Воспоминанья превышают! убивают! услаждают скучную серую жизнь…
Да!..
А воспоминанья — это Пирамиды!
А былая жизнь — лишь муравей, ползущий по Ним…
Муравей ушел, а Пирамиды стоят… да…
Жизнь быстротечна — а воспоминанья вечны…
И вот нагие жены и девы хоронят своего былого сладковожделенного властелина!..
А былой хозяин гарема — становится едким евнухом…
Грустно…
А самое грустное — это политики-импотенты…
Они алчут власти, но получив её — становятся евнухами в гареме…
Иль Кремль — гарем политических евнухов?..
Но!..
В богатых воспоминаниях рождаются великие поэты-мечтатели!..
О! Былые ярые «дон-жуаны» стали сладостными евнухами, которые вспоминают то, чего никогда не было и не могло быть…
Да!.. Увы!.. Так рождается Великая Поэзия!.. Великая мечта!..
Побеждающая Смерть!..
Вспоминающая Рай Адама и Евы!..
Так рождаются Великие Хожденья грешников в Царствие Небесное…
В Рай…
А чаще — в ад, где был Дант…
Так блудные нагие девы и жены гонят костлявую Старицу с Косой…
Так сладкий грех гонит скучную Девственность…
Но!..
Надолго ль?..
А знает только Господь…
Который любит и мечтательных грешников! и монахов-аскетов! и заблудившихся жён!..
Мудрец вздохнул:
— В арабских пустынях мудрые жёны прикладывали лёд к поникшему зеббу мужа, чтобы восстал вновь… И был, как вешний осёл!
Не так ли действует Святой Лёд — Мёд Воспоминаний…
Фреска тридцать седьмая
ИМПОРТОЗАМЕЩЕНИЕ — Мудрец сказал:
— Это диковинное, непонятное словце для простого русского человека означает замену Исконного Народа голодными, на всё готовыми, слепыми ордами инородцев!., лихих пришлецов!..