Аврора, смертельно побледнев, выпрямилась и тут же пошатнулась, так что донье Крус пришлось поддержать ее.
– Да, – прошептала она, – это мой жених. Мы должны были стать мужем и женой, когда…
– Кто вы и почему задаете все эти вопросы? – не выдержав, воскликнула Флор.
Хасинта, казалось, не слушала ее. Взяв в ладони руку Авроры, она прикоснулась к ней губами.
– Я узнала все, что хотела, – сказала басконка. – Не ложитесь и не раздевайтесь… Вы должны быть готовы в любую минуту! Я вернусь позже, через час, или два, или больше… не могу сказать. Вы же переборите сон и обязательно дождитесь меня. Еще одно слово. Что за люди сопровождают вас?
– Трусы и негодяи! – скрипнув зубами, ответила цыганка. – Мы их пленницы.
– Да, да, трусы, – пробормотала хозяйка постоялого двора. – Это я уже знаю… а об остальном почти догадалась…
Обе девушки протянули к ней руки со словами:
– Но что вы можете сделать для нас, мадам?
– Я могу вернуть вам свободу, – сказала басконка гордо, – или, по крайней мере, попытаться это сделать. Возможно, это будет опасно… но с помощью Господа все подвластно тем, кто честен и бесстрашен!
Аврора и Флор обняли ее.
– А если мне не удастся спасти вас, – продолжала Хасинта, – то уж его-то я точно спасу! Итак, терпение и отвага… ждите меня и молитесь за нас всех…
Она исчезла так же стремительно, как и в первый раз, а девушки, держась за руки, с тревогой спрашивали себя, не обманет ли их снова едва зародившаяся надежда.
– Можно ли верить этой женщине? – тихо сказала мадемуазель де Невер. – Что она задумала… и что произойдет сегодня ночью?
– Не знаю, – отвечала донья Крус. – У нее прямой взгляд, и она говорит искренне… Сестренка, в нашем положении приходится рисковать. Нельзя отвергать протянутую руку…
– Боже сохрани! Ведь она говорила, что спасет Анри… Но это значит, что он тоже в опасности?
– В опасности? Конечно! Как может быть иначе, если мы все еще находимся в руках Гонзага…
Аврора опустилась на колени.
– Спасибо, спасибо тебе, Господи! – произнесла она, молитвенно сложив руки.
– За что ты благодаришь? – со страхом спросила Флор, вглядываясь в подругу и спрашивая себя, не помешалась ли та.
– За посланную мне добрую весть!
– Какую весть?
– Весть о том, что Анри жив… что его боятся! А раз они боятся его, значит, он близко, он идет по следу, он скоро будет здесь!
– Ты права! – вскричала восхищенная Флор. – Вот уж не думала, что ты до такой степени сохранила присутствие духа, сестренка… Ты все поняла гораздо быстрее, чем я! Но и я была права: мы находим друзей там, где не ожидали, – стало быть, никогда нельзя терять надежду!
Тем временем басконка вновь спустилась в зал для гостей.
Она вошла, держа в руках поднос, на котором стояли кувшины и бутылки самой замысловатой формы; в центре же выделялся бурдюк с очень старым мавританским вином.
– Вот и я, – сказала она весело. – Ваши дамы уже спят. Вы можете смеяться, петь и пить… Ночная стража вас не побеспокоит.
– Мы спустим штаны с ночной стражи и выпорем, если только она сунется сюда! – закричал Носе.
– Пейте, господа! Вот малага, вот херес, вот вальядолидское и мурсийское вино… Такого вам не подадут даже за столом испанского или французского короля, храни Господь их обоих! Пейте, господа, и подайте мне стакан…
Ей подали кубок, вмещавший примерно полбутылки.
– Пригубите вина из этого бурдюка, – обратилась Хасинта к Пейролю. – Видите, я налила вам всего на донышко. В Байонне принято, чтобы хозяйка, пока молода, пила наравне со своими гостями.
Эти слова были встречены шквалом рукоплесканий. Интендант наполнил бокал басконки, а затем разлил и остальным.
– Вы лишь пригубите, – повторила Хасинта, – и я обязуюсь допить до дна!
В бурдюке было по меньшей мере три пинты… От восторженного вопля содрогнулись стены. Если эта красавица окажется столь же пылкой и в делах любви, то празднество превзойдет все ожидания.
Не обращая внимания на липкие похотливые взоры подвыпивших дворян, басконка уселась, поставив рядом с собой едва начатый бурдюк: она заявила, что всем винам предпочитает мавританское…
– За здоровье прекраснейшей из женщин! – возгласил Носе, поднимая стакан.
Барон фон Бац был уже пьянее, чем три ландскнехта[32], – но ему все же удалось кое-как подняться на ноги. Ориоль в волнении залил вином скатерть, а Лавалад от избытка чувств вскочил на стол, тогда как Таранн тянул его за полу камзола, чтобы повалить на пол.
– И куда же вы отправитесь завтра, господа? – спросила басконка.
– Поглядеть на восход по ту сторону гор, – ответил Монтобер. – Правда, я не уверен, что увижу там солнце: ведь оно сияет в глазах нашей прекрасной хозяйки!
Она положила руку на плечо принца и пустила свой кубок по кругу со словами:
– Да хранит вас Господь! Но не шутите с Пиренеями! Не всякий, кто поднимается с этой стороны, спускается с другой!
Это предположение было отвергнуто с негодованием.
– Вино не веселит ее, а навевает грусть, – заметил Таранн, – потому что нам всем не хватает любви… Красавица, мы все преданно служим маленькому крылатому богу… Хочешь быть со мной? Я буду любить тебя всю ночь…
– Браво! – воскликнули сотрапезники. – Таранн обойдет Монтобера! Ставим на Таранна…
– Незачем ставить ни на кого, – возразил тот и, пошатываясь, поднялся. – Слушайте меня! Есть предложение…
Гонзага рассмеялся, глядя на его усилия устоять на ногах.
– Выкладывай! – произнес он. – Заранее одобряю, если только ты сможешь выговорить хоть пару слов.
Принц также поддался общему настроению. Слова Пейроля, сказанные после встречи с контрабандистами, словно бы сняли камень с его души, и теперь он осушал бокал за бокалом.
После последнего ему почудилось, как, впрочем, и всем остальным собутыльникам, будто свинцовый обруч сжимается вокруг его лба…
– Предложение? – пробормотал Монтобер. – Ах да! Красивая женщина… но она одна… кому достанется женщина? Надо положить ее на стол и разыграть в кости…
Таранн завопил, заглушая невнятный голос Монтобера:
– И у меня есть предложение… Давайте разденем эту женщину… Как ее зовут? Эй, как твое имя, а, милашка?
Она слегка побледнела, однако усилием воли заставила себя улыбнуться:
– Хасинта по прозванию Басконка, – ответила она. – Любили меня многие, но никто не добился взаимности.
– А мы добьемся! – выкрикнул Носе. – Срывайте с нее одежду! Положим ее голую на стол, а кости станем метать между двух грудей…
Он протянул было руку к корсажу, но натолкнулся на подставленный Хасинтой кубок с вином и отступил, потряхивая ушибленными пальцами…
На его место тут же заступил Лавалад, но не устоял на ногах от сильного толчка.
Монтобер, в свою очередь, тоже ринулся к ней: он был сильнее других, и глаза его сверкали от жгучего желания.
Однако и ему пришлось быстро отдернуть руку – тонкая струйка крови текла по ней… Хасинта небрежно вертела маленький каталонский кинжал, который в мгновение ока выхватила из-за пояса.
Губы у нее были плотно сжаты, грудь вздымалась, а глаза метали молнии.
– Пейте же, дорогие гости! – ласково произнесла она. – Неужели никто не составит мне компанию? Я умираю от жажды…
Ничего более прекрасного не видели молодые дворяне ни на ужинах регента, ни на оргиях в особняке принца Гонзага: одна-единственная женщина среди мужчин, опьяненных похотью и вином, – и эта женщина не только не пытается скрыться от вожделеющих самцов, но, напротив, бросает им вызов, подстрекая их тщеславие и бравируя своей неуязвимостью.
По правде говоря, это сильно напоминало ту знаменитую дуэль на бутылках шампанского, когда маленький маркиз де Шаверни бесславно проиграл ненасытной губке, носившей имя Эзоп Второй.
– Пейте, господа! Иначе глотки ваши пересохнут, подобно голым скалам Панкорбо…