Ее последние слова были адресованы басконке и достигли своей цели. Хасинта поняла, что ее брат жив и здоров, и сердце ее застучало ровнее.
При виде беглянок Пейроль торжествующе усмехнулся.
– Если бы не моя бдительность, – ехидно сообщил он подругам, приподнявшись на локте на своем низком ложе, – может, вам и впрямь удалось бы бежать… Однако же не рекомендую пробовать снова: конец будет тот же. Вы находитесь под моей охраной, и никто не посмеет вас похитить…
Всегда готовая дать отпор донья Крус брезгливо взглянула на фактотума:
– Не слишком-то увлекайтесь комплиментами самому себе, господин Пейроль! Если бы кое-кто внял моим советам, то вас бы уже давно не было в живых. Так что пора вам позаботиться о спасении собственной души. Хотя… Есть ли она у вас?
– Ну, знаете, мадемуазель… – Фактотум попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой и вымученной. – Неужели ваш прелестный ротик смог вынести мне смертный приговор? Или я вас неправильно понял?
– Да нет, вы правильно меня поняли! Я считаю, что раздавить гадину – это дело богоугодное! – Скрестив руки на груди, она склонилась над лежавшим на матрасе Пейролем и вызывающе добавила: – Такому верному псу, как вы, никогда нельзя разлучаться со своим хозяином… Не забудьте поинтересоваться вон у тех господ, что стало с Филиппом Мантуанским, принцем Гонзага, они ведь тоже принадлежат к его своре…
И донья Крус, развернувшись на каблуках, обратилась к Хасинте.
– Сударыня, – сказала она, – давайте проводим мадемуазель де Невер в ее комнату. Мы уложим ее в постель, а потом спустимся сюда, и я продолжу беседу с этим достойным господином, которому, кажется, пришлась по вкусу моя болтовня. По крайней мере, он будет у нас на глазах… А если Аврора решится бежать, то он утешится тем, что я останусь у них в заложницах.
– Я сумею позаботиться о вас обеих, – злобно произнес фактотум.
Флор одарила его столь презрительным взором, что негодяй счел за лучшее опустить глаза.
Трактирщица повела девушек в ту же комнату, которую они покинули два часа назад в твердой уверенности, что если и вернутся сюда, то уже свободными.
– Не беспокойтесь за брата, – быстро шепнула Флор на ухо басконке. – Они не видели его. Упоминая о человеке, который непременно вернется, я говорила как раз о нем, об Антонио.
Аврора молча поднималась за своими спутницами; бедная девушка была во власти жестокой лихорадки: колени ее подгибались, холодные руки дрожали. Пережитые волнения совсем лишили ее сил, и она чувствовала себя совершенно разбитой.
Смерть с некоторых пор стала казаться ей спасительным избавлением, ибо жизнь все равно бессмысленна, когда протекает в неволе.
Единственная наследница некогда могущественного рода, наделенная благородной и чувствительной душой, она была не в состоянии продолжать борьбу; силы покинули ее, и в ней жило теперь одно лишь чувство признательности.
Обвив руками шею Хасинты, помогавшей ей раздеваться, Аврора прошептала:
– Нас непременно увезут отсюда… Мы еще не добрались до вершины нашей Голгофы[34]… Но пока мы здесь, я хочу от всего сердца поблагодарить вас за все, что вы сделали для нас, поблагодарить вас и вашего брата за преданность бедной девушке, которая ничем не сможет отплатить вам за доброту, разве что поцеловать вас как любимую сестру… Наш провожатый был храбр, у него мужественная и благородная душа… И если, несмотря на все его труды, побег наш не удался, то, значит, Господь не хочет нашего освобождения… Да и суждено ли мне вообще когда-нибудь обрести свободу? Все кончено, кончено навеки, надежды больше нет…
Басконка гордо и решительно вскинула голову.
– Ну уж нет, ничего еще не потеряно, – воскликнула она. – Да, я испугалась, решив, что мой брат погиб… Но он жив, и я здесь, рядом с вами… Кто помешает нам придумать новый план побега? Я готова сама всадить пулю в грудь каждого из тех, кто находится внизу…
Неистовый гнев, охвативший в эту минуту все ее существо, зажег в ее черных блестящих глазах неукротимый огонь, отчего она стала еще прекраснее. От чистого чела молодой женщины веяло отвагой; перед двумя подругами стояла не прежняя Хасинта, но героиня, готовая бороться и побеждать.
В Стране Басков не дают пустых клятв, и как бы безрассудны они ни были, их держат до конца! Хасинта поклялась оберегать и защищать этих страдалиц, которые мучились и любили (последнее обстоятельство оказалось для нее решающим), и не собиралась отступать и складывать оружие.
Донья Крус восторженно смотрела на басконку: в ее преданности не было никакой корысти, никакого расчета, но одно лишь сострадание к несчастной девушке. И цыганка, подобно Авроре, почувствовала, что сердце ее наполняется любовью к новой подруге, рисковавшей ради них не только собственным благополучием, но и спокойствием, а может, и жизнью своих близких. Глаза доньи Крус увлажнились, она обняла гордую басконку.
Подобные чувства были редкостью даже в те далекие времена, а уж нынче и вовсе прочно забыты. Руки девушек соединились, и нежный сестринский поцелуй скрепил торжественный союз, рожденный из доверия, благодарности и дружбы.
Изнуренная лихорадкой Аврора, едва коснувшись головой подушки, погрузилась в глубокий сон.
Трактирщица обернулась к донье Крус:
– Что случилось? Умоляю, хотя бы два слова! Ведь нам уже пора вниз…
Цыганка быстро посвятила ее в подробности их столь удачно начатого и столь бесславно завершившегося путешествия.
– В этом нет ни вашей вины, ни вины моего брата, – задумчиво произнесла Хасинта. – Сама судьба ополчилась против вас… Но ведь для того, чтобы живые стали мертвыми, узники сбросили оковы, а Господь совершил свое правосудие, требуется совсем немного времени… Солнце только что встало… Как знать, что случится, когда оно начнет клониться к закату… А пока отдохните, моя красавица, вы, наверное, устали…
– Нет, – ответила донья Крус, – я не смогу заснуть… Мне бы хотелось побыть с вами: ваше мужество придает мне силы, к тому же я пообещала Пейролю поболтать с ним.
Тихо обменявшись еще несколькими словами, они спустились вниз.
В общей комнате бледный, словно мертвец, Пейроль, усевшись на своем матрасе, расспрашивал троих дворян об их подземной экспедиции; остальные приспешники Гонзага все еще не вернулись.
Монтобер, Таранн и Носе, хотя и были довольны тем, что им удалось схватить и привести беглянок, все больше беспокоились из-за отсутствия Гонзага, ибо никто не знал, куда же он девался. Высказывая различные предположения, они каждый раз задавали себе роковой вопрос:
– Кто был человек, подготовивший побег девушек?
И в их умах возникало единственное имя: Лагардер!
Они уже не сомневались в том, что отважный шевалье находится где-то рядом, и внезапное исчезновение Гонзага только укрепляло их в этой уверенности. Что же до господина де Пейроля, то известие о происшествии с принцем заставило его так побледнеть, что он и впрямь стал походить на покойника, – впрочем, его щеки и прежде не украшал румянец… Как и всем прочим, донье Крус также ничего не было известно о судьбе Филиппа Мантуанского. Между тем цыганка прекрасно понимала, чего именно боятся злодеи, и решила воспользоваться охватившим их страхом, желая не столько извлечь выгоду из создавшегося положения, сколько отомстить за себя и за Аврору.
Мишенью для ее ударов должен был стать alter ego[35] Гонзага, его верный Пейроль…
– Вы бледны, сударь, – спускаясь по лестничным ступенькам, обратилась она к нему. – Неужели сегодня ночью вам так и не удалось выспаться? Но почему бы вам не последовать примеру своего хозяина и не заснуть надолго… может быть, даже навеки?
– Навеки? – чувствуя, что у него пересохло в горле, переспросил фактотум. – Значит, вы знаете, что случилось с принцем? Его убили?
– Все возможно! – холодно ответила цыганка. – Люди вроде господина де Гонзага исчезают редко, разве что после встречи с серьезным противником. А вам не хуже моего известен один человек, с чьей длинной шпагой принц не прочь бы скрестить свой клинок…
34
Гора близ Иерусалима, где совершались казни и где был распят Христос; место мучений, источник страданий.