– Мужчина обязан быть храбрым, но осмотрительным, – назидательно произнес горец. – Мы не справимся с теми мерзавцами, что затаились в ущелье. Их пятьдесят, а нас только четверо!
– Но кто же четвертый?
– Я сам… Ваша невеста доверилась моей сестре, и та непременно хочет поговорить с вами.
– Хорошо, – произнес Анри. – Я верю вам…
Когда всадники въехали в город, Антонио Лаго соскочил на землю и взял под уздцы лошадь шевалье. Вскоре он уже отводил ее в конюшню, а басконка приглашала Лагардера и его спутников в дом.
– Рассказывайте, только быстро, – прямо с порога заявил Лагардер. – Что здесь случилось? Бедная Аврора!
– Кто эти двое? – спросила прекрасная трактирщица, указывая на Кокардаса и Паспуаля.
Столь откровенно выраженное недоверие к их особам ничуть не оскорбило наших приятелей. Паспуаль так и вовсе не слышал слов девушки; он стоял, широко раскрыв глаза и сложив ладони, словно в молитвенном экстазе: никогда еще ему не приходилось встречать такой красавицы! Гасконец же был поглощен созерцанием стоящей в углу батареи бутылок, чьи формы, как ему казалось, значительно превосходили своим совершенством формы басконки.
– Вы можете не стесняться их присутствием, – ответил Лагардер.
Оба фехтмейстера приосанились, а трактирщица быстро и ловко накрыла на стол.
– Не теряйте времени, – посоветовала она своим гостям. – Пока я буду рассказывать, вы вполне успеете подкрепиться.
И она села рядом с шевалье. Донья Крус подробно описала ей Лагардера, и теперь Хасинта с радостью убедилась, что цыганка нисколько не преувеличивала, когда расхваливала ей поразительную красоту возлюбленного Авроры. Взгляды трактирщицы и Лагардера встретились: эти двое были молоды, отважны и прекрасны и с первой же минуты прониклись искренней симпатией друг к другу.
Молодая басконка начала рассказ; вскоре к ней присоединился ее брат, и они по очереди поведали шевалье обо всем, что случилось за последние два дня: о побеге, неудавшемся из-за вмешательства Пейроля, о том, что случилось в подземелье, о смелости доньи Крус, а также – увы! – о мрачном состоянии духа мадемуазель де Невер.
Когда Лаго рассказал о своем поединке с Гонзага на берегу Гава и о внезапном появлении принца, которого он считал сгинувшим навеки, шевалье поднялся.
– Да вознаградит вас Бог, друзья мои, – произнес он растроганно, пожимая руки брату и сестре. – Пока я жив, я не забуду вашей преданности и того, что сделали вы для меня и моей невесты.
Заметим, любезный читатель, что Антонио и Хасинта поведали лишь о том, что имело прямое касательство к событиям прошедших дней, и, не желая показаться нескромными, умолчали о своем заботливом отношении к девушкам.
Кокардас лишь широко раскрывал глаза и пил за двоих, дабы скрыть свое волнение… Наконец он не выдержал, обхватил Антонио за шею и наградил его звучным поцелуем.
– Черт р-раздери! – воскликнул гасконец. – Не перевелись еще смельчаки в этой стране! Позволь же, друг, первому, после Лагардера, дворянину Франции, обнять и расцеловать тебя.
Тем временем Амабль Паспуаль влюблено прижимал к губам край юбки Хасинты.
– Гонзага, – продолжала свой рассказ прекрасная трактирщица, – еще с порога приказал запрягать карету и седлать лошадей. Мадемуазель де Невер была очень слаба, но тщетно уговаривала я ее мучителя оставить бедняжку здесь… Мадемуазель Флор и я выложили карету подушками и осторожно усадили в нее дрожащую от лихорадки Аврору. Я готова была все бросить и последовать за ней, но приспешники принца удержали меня, и я, скрепя сердце, решила смириться и дожидаться вас. Господи, как же ласково поцеловала она меня на прощание!
Две крупные слезы выкатились из глаз отважной девушки.
– Постарайтесь поскорее привезти ее сюда, господин шевалье… Я так хочу увидеть вас вместе! Бог свидетель, что для приближения этого часа я готова отдать половину тех дней, что мне суждено прожить…
Лагардер почтительно склонился к ее руке. Это безмолвное выражение признательности было красноречивее любых слов.
– Ну а теперь в путь! – вскинув голову, скомандовал шевалье. – Они опередили нас на два часа, не больше…
– Вам предстоит проехать через ущелье Панкорбо, – дрожащим голосом произнесла Хасинта. – Это тяжелый и опасный путь… За каждой скалой там скрывается вооруженный бандит. Вчера им заплатили, чтобы они убили вас… Они ждут, и только чудо сможет спасти вас…
Сообщая шевалье о сговоре Пейроля с контрабандистами, она не смогла скрыть своего волнения.
– Вы не знаете горных троп, – прошептала она, – и вам ни за что не выбраться оттуда живым…
– Зато их знаю я, – сказал Антонио Лаго, став рядом с Лагардером. – Моя роль еще не сыграна, и я отправлюсь вместе с вами, шевалье. Хасинта, можешь начинать готовиться к свадебному пиру. Мы едем за невестой… Сейчас я приведу наших лошадей.
Басконка бросилась брату на шею.
– О, как я рада! Как я рада! Ты словно читаешь мои мысли, Антонио! Если с вами что-то случится, вы укроетесь в горах, в известном тебе месте. А уж я непременно разыщу вас там.
– Отважные сердца! – восхищенно прошептал Лагардер. Через пятнадцать минут четверо всадников уже мчались галопом по направлению к Наварре.
Они рассчитывали к вечеру добраться до Панкорбо, и их нимало не беспокоило то обстоятельство, что после захода солнца убийцам станет значительно легче прятаться, ибо дула ружей, поблескивающие в солнечных лучах, в сумерках уже не смогут их выдать.
Разумеется, Лагардер и его спутники помнили об ожидающей их засаде, однако подобные препятствия не могли смутить этих людей. Их целью был Бургос[37], где они рассчитывали найти Аврору де Невер. Девушка так ослабела, что везти ее дальше, решил Анри, Гонзага не осмелится.
Антонио Лаго оказался прекрасным проводником, досконально знающим местность. Его опытность помогала маленькому отряду быстро продвигаться вперед. По дороге молодой баск завершил рассказ о событиях, происшедших в Байонне, и поведал об огромной и разветвленной организации кастильских нищих.
В Кастилии нищие кишат на каждом шагу: Аранда де Дуэрос является чем-то вроде их штаб-квартиры; отсюда они расползаются по Арагону и Наварре на свой промысел.
Главарю контрабандистов не составило труда набрать среди них множество подручных и осведомителей. Едва лишь шевалье с друзьями переправились через Эбро[38], как вокруг них, словно мухи у варенья, принялись виться нищие.
– Это лишь первые ячейки сети, раскинутой людьми из ущелья Панкорбо, – объяснил баск. – Поверьте: бандиты за три лье узнают о нашем приближении.
– С ними нельзя сражаться, – задумчиво произнес Лагардер, глядя на маячивших неподалеку оборванцев. – Они безоружны…
– Как знать? – возразил Антонио. – Видите, вон там, меж двух камней, старуху с четками в руках, которая притворяется, будто спит. У нее под лохмотьями наверняка спрятана пара пистолетов и кинжал.
– Черт возьми! – вмешался гасконец. – Чего тут церемониться, надобно подъехать да и потрясти ее хорошенько! Я не столь трепетно отношусь к прекрасному полу, как брат Амабль, и, если у этой мумии есть оружие, она сейчас же отдаст мне его.
И он направил коня прямо к старухе, издалека крича ей что-то на гасконском наречии. На его пути встретился густой кустарник, и храбрый Кокардас на несколько коротких мгновений потерял нищенку из виду, а когда он вновь устремил свои взор к ложбине между двух камней, там уже никого не было. Старуха словно растаяла в воздухе.
На физиономии гасконца отразилось такое недоумение, что шевалье рассмеялся. Впрочем, смех его вскоре оборвался.
– Увы, у нас нет пока повода для веселья, – заметил он. – Думаю, нам еще предстоит встреча с соглядатаями куда менее эфемерными, чем эта старуха…
Они довольно долго ехали молча, внимательно глядя по сторонам.