Чиновник обиделся, но признал нашу правоту.
Когда мы вышли на крыльцо, с газона поднялся какой-то мужчина и бросился нам навстречу, но, заметив чиновника, прошел мимо нас и остановился в тени около лестницы.
— Мы окружены, — шепнул я Рысеку.
— Если учесть твои пиротехнические интересы, то было бы странно, если бы к нам не приставили ангела-хранителя.
— Рысек! — я хлопнул себя по лбу. — Мы забыли о подарке. К властям положено приближаться с полными руками. Что мы ему дадим? Бутылку польской водки и наши сигареты?..
— Зачем наживать себе врага?
— Скажем, что на сигареты вредно действует местный климат. Я приложу еще альбомчик, тот, об отпуске. Там довольно много почти стриптизных снимков.
— Хорошо. Только поторопись.
В два прыжка я очутился на крыльце, отворил дверь комнаты. Когда я полез в чемодан, то вдруг почувствовал сзади прикосновение чьей-то руки. Я резко обернулся. Позади меня стоял тот человек, с газона.
— Я ждал вас, товарищ, но, пока вы были с тем шпиком, не мог подойти. Я хотел сообщить вам, что сегодня вечером с вами хотели бы встретиться несколько наших деятелей. Только вы должны выбраться из отеля на машине и без водителя. В девять мы ждем вас на рынке.
— Попробую, — неуверенно ответил я, заранее предвидя все опасности, связанные с контактами подобного рода.
— Встреча будет без свидетелей. Помните, наша партия находится в Кашмире на нелегальном положении. Мы должны вести себя осторожно.
Я пожал ему руку и побежал к Рысеку, который уже стоял возле машины.
— Ну, — шепнул я ему, — у меня бомба.
— Ты с ума сошел, — он подозрительно посмотрел на мои пакеты.
— Еще нет. С нами хотят встретиться местные коммунисты. Надо будет только сплавить public relation officer.
— Это будет нелегко. Он держится за нас, как клещ. Как бы из этого не получился скандал. Я уже вижу заголовки: «Польский дипломат — агент красного подполья». Может, лучше не ходить?
— Если хочешь, то оставайся. Я во всяком случае иду.
— И что ты так любишь совать нос не в свои дела?
— Вот-вот, как будто я услыхал голос моей жены.
— Или голос рассудка.
— Исключено. Не пойти— это даже бесчеловечно.
— О чем господа так спорят? — заинтересовался толстяк, уже сидевший рядом с водителем.
— Не опоздаем ли мы на аудиенцию к его превосходительству.
— О нет. Если мы не застанем его на работе, то я знаю, где его найти.
Солнце уже садилось, и от гор падала глубокая тень. Наступила приятная прохлада. Ветерок нес запах вянущих осенних листьев. Перед нами пылили стада осликов, нагруженных корзинами с лепешками сушеного коровьего навоза. Нам в лицо пахнуло пылью и вонью хлева. Множество копыт забарабанило по доскам деревянного моста.
Водитель свернул в боковую улочку, узкую и без тротуаров. Трудно было пробираться сквозь толпу. Мы вышли из машины. Лотки с фруктами напоминали польскую осень, все прилавки были уставлены корзинами груш и красных яблок, продавали сласти, липкие пирожки. Верещало разогретое масло. Несмотря на поздний час, повсюду ползали алчные осы. Огромные мухи, опившиеся соком и чувствовавшие близкую смерть, живыми черными лишаями густо усеивали стены.
Мы подошли к одноэтажному, сильно облезшему дому. Прямо на заплеванных ступенях расположились какие-то просители с мешками. Стены густо усеяны красными брызгами бетеля. Крестьяне лениво поднимались, освобождая нам проход.
— Ну и порядочки! — скептически крутил головой Рысек, осматриваясь в комнате.
На стене висела картина: выглядывавший из облаков Кришна подавал руку Ганди, а тот поддерживал Неру, шествовавшего среди крошечных подданных. Длинная скамья и какой-то плакат с самодельными рисунками.
— Ты, Рысек, не различаешь двух основных понятий: грязь и патину. Грязь, нарастающая пластами, проникающая в самую суть материи предмета, грязь, которая уже неотделима, становится патиной. А патина не может вызывать отвращение, только уважение.
— Не будь двуличным.
— Патина требует времени. Она указывает на постоянство привязанностей. Например, посмотри, вот нам подают кружки с кофе. Фарфор покрыт сажей, жирная копоть въелась в каждую трещину. Это уже даже прекрасно — нужно только уметь войти во вкус.
— Перестань. Я не буду пить этот кофе.
— А я буду. И съем пирожок с лотка. Раз уж его начали осы, можешь мне поверить, это должны быть неплохие пирожки. Осы ведь мудрые создания.
— Делай, что хочешь, только избавь меня от своих комментариев.
В коридоре началось движение, вбежал наш толстяк. Я не мог определить, на кого именно он смотрит, на нас или на священную картину на противоположной стене.