Когда Ананд Хан присоединился к ним, путники не удивились.
— Я хотел бы выяснить только одно: как саб узнал, что там есть тело? — начал полицейский, положив бамбуковую палку на плечо, как карабин.
Прем Лал нехотя взглянул на него большими черными глазами с припухшими веками. Только теперь Ананд Хан заметил, что заминдар за последнее время сильно постарел и на лице его лежит печать страдания.
— Он две недели не давал мне спать… Я и постился, и молился, но он не отходил от меня ни на шаг. Как только солнце заходило, он сразу появлялся…
— А как он выглядел?
— Его не было видно, только слышно… Он дышал у меня за спиной, хватал воздух, как после долгого бега… Дыхание хриплое. Иногда он оставлял меня в покое, потом снова хрипел так громко, что я в темноте даже протягивал руку, чтобы дотронуться до него. Я ложился и закрывал уши руками, но он протискивался под ладонь и шумел, как море в раковине.
— Это невозможно, — возмутился полицейский, — иллюзии, сонный бред… Может быть, собака забралась под кровать… Ведь должно же быть какое-то разумное объяснение.
— Он ждет сожжения… Я раздумывал, в чем я виноват… Моя вина только в одном. Он сердится, что лежит там, брошенный…
— Где? Если саб видел, то надо было прежде всего сообщить на полицейский пост.
— Но я не видел, — возмутился Прем Лал, — я только знаю, что он должен быть там…
Дальше начинались колючие заросли и пучки трехметровой слоновой травы. Задевая друг друга, шелестели длинные стебли, с пушистых фиолетовых султанов осыпались семена. В кустах шумел ветер. Все сошли на тропинку, ведущую к холму, где желтело несколько пальм, раскинувших грязные и поломанные веера листьев. Сквозь чащу виднелись стены полуразвалившейся часовенки, в закопченной нише светилась вымазанная краской неуклюжая статуя бога обезьян.
— Сначала нарубим дров или будем искать покойника? — спросил крестьянин, пробуя пальцем острие топора.
— Можете сразу приниматься за рубку, — сказал старый индиец.
Но дровосеки лазили по кустам, приседали, заглядывая в тернистые туннели.
— Что-то кажется мне, что мы его не найдем…
Однако, не желая лишиться заработка, они принялись рубить кряжистые кривые стволы и стаскивать в одно место ощетинившиеся длинными колючками ветки. Постепенно на полянке перед храмом вырастала груда дров.
Полицейский сидел задумавшись, подперев рукой подбородок. Этот человек вышел из народа и, несмотря на дрессировку, был склонен верить наитиям. Глухие удары эхом отдавались в нише алтаря, дровосек охал, замахиваясь топором. Припекало солнце, и полицейским овладела дремота. Он уже начал жалеть, что решился уйти со своего наблюдательного поста под манговым деревом, когда услышал громкий крик:
— Он здесь! Идите скорее…
В первую минуту Ананд Хан не мог сообразить, откуда несутся крики. Он обошел потрескавшиеся стены, на засохшей траве был отчетливо виден след, слегка стершийся от протащенной по земле ветки.
— Сюда! Здесь внизу.
Полицейский пробрался через кусты, съезжая вниз по осыпи. Старый крестьянин, присев на корточки, отодвинул топориком надрубленный куст. В углублении, вытоптанном гиенами, в лохмотьях черного городского пиджака были видны обглоданные ребра. Между камнями закатился вылизанный дочиста шар черепа. Таз и ноги так и не нашли, хотя обшарили всю чащу на откосе.
— Ну, нечего тянуть, — произнес Прем Лал, наклоняясь к черепу, — берите это.
Полицейский искал какой-нибудь след. Крестьяне без всякого отвращения подобрали кости. Из лохмотьев пиджака посыпались оранжевые жуки, разнося запах гнили, потом они раскрывали крылья и улетали в сияющее небо.
И тогда из-под ребер прямо под ноги полицейскому выкатился маленький блестящий предмет. Ананд Хан поднял его, положил на ладонь и стал рассматривать. Это была никелированная пуля от браунинга.
Тогда он сурово произнес:
— Во имя закона запрещаю разжигать костер. Этого человека убили…
Все собрались около храма и присели на корточки в кружок, Прем Лал — немного в стороне от обоих дровосеков, которые сидели, опершись на топорища. Собственно говоря, это не было следствием, потому что старый бабу рассказывал охотно и пространно.
— Он, — бабу указал пальцем на лежавшие в траве кости, — приходил ко мне каждый вечер и дышал. Как только солнце садилось, он появлялся за моей спиной. Я чувствовал его дыхание у левого уха. И я подумал тогда: «Он напоминает мне, чтобы его тело сожгли, как того требует обычай…» Чем больше я об этом думал, тем настойчивее он становился. Он не давал мне уснуть.