– Вижу, вы все продумали.
Кетриккен так посмотрела на меня, что я понял: возражений она не потерпит.
– Да, продумала. – И, поставив точку в этом разговоре, она сменила тему: – Как поживает лорд Голден?
Я хотел было покачать головой, но спохватился и только пожал плечами. Если у Кетриккен были планы на Би, то и я кое-что задумал, пусть и растерялся, когда она заговорила о моей малышке.
– Уже лучше. Он вымылся, согрелся и наконец-то смог поесть вдоволь. Некоторые из его недугов, те, что полегче, уже понемногу отступают. Однако он по-прежнему ближе к порогу смерти, чем к выздоровлению.
На миг на лице Кетриккен отразился ее истинный возраст.
– Я едва узнала его. Если бы ты не сказал, что это он, я бы не догадалась. Фитц, что с ним произошло? Кто его так искалечил?
Стоит ли делиться с ней историей Шута? Хотел бы он этого?
– Я все еще пытаюсь разговорить его, – ответил я.
– Когда мы с ним расстались много лет назад, он собирался вернуться туда, где его учили.
– Так он и сделал.
– И его учителя ополчились на него.
Проницательность Кетриккен не переставала меня удивлять.
– Насколько я знаю, да. Леди Кетриккен, вы же помните, каким скрытным всегда был Шут.
– Он таким и остался. Теперь ты, конечно, предложишь мне навестить его самой. Так я и сделаю. На самом деле я уже несколько раз приходила к нему, но он спал. Однако мне было бы гораздо легче, если бы вы с лордом Чейдом не запрятали его в ваше старое логово. Я уже старовата, чтобы пробираться по тайным норам. Да и ему было бы лучше в комнате, где светло и можно проветрить.
– Он боится, что враги найдут его даже здесь, в стенах Оленьего замка. Думаю, Шуту спокойнее спится там, где он теперь. Что же касается света, то в нынешнем состоянии он не отличает свет от тьмы.
Кетриккен содрогнулась, словно мои слова пронзили ей сердце, и отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.
– Не могу выразить, как горько мне это слышать, – проговорила она сдавленным голосом.
– Я понимаю.
– Если ли надежда, что Сила?..
Я и сам хотел бы это знать.
– Не могу сказать. Он очень слаб. Если в попытке вернуть ему зрение мы слишком истощим его, он может умереть. Надо действовать очень осторожно. Сейчас он спит и ест вдоволь, набирается сил, и его здоровье уже пошло на поправку. Когда он окрепнет, можно будет попытаться его исцелить.
Она резко, с силой кивнула:
– Да, прошу тебя! Но, Фитц, что произошло? Зачем кому-то понадобилось так мучить его?
– Они думали, он пытается что-то утаить от них.
– Но что?
Я молчал, не в силах решить, стоит ли быть с ней до конца откровенным.
Кетриккен снова обратила лицо ко мне. Слезы редко добавляют женщинам красоты. Ее нос и глаза были красными, голос звучал хрипло.
– Фитц, я имею право знать. Перестань изображать лорда Чейда. Что за тайну он хранил так преданно, что вытерпел такие муки?
Я уставился себе под ноги, сгорая от стыда. Она действительно имела право.
– Шут не хранил никакой тайны. Ему нечего было ответить своим мучителям. Они допытывались, где его сын. Мне он сказал, что и не подозревал ни о каком сыне.
– Сын… – Странное выражение промелькнуло на лице Кетриккен, словно она не могла решить, плакать ей или смеяться. – Означает ли это, что ты наконец-то разрешил загадку, которой когда-то озадачилась Старлинг? Выходит, Шут все-таки мужчина?
– Он тот, кто он есть. Очень скрытный человек.
Она посмотрела на меня, чуть склонив голову к плечу:
– Ну, если бы Шут родил ребенка, он бы это точно запомнил. Значит, он все-таки стал отцом, а не матерью.
Я чуть было не сказал, что стать отцом тоже можно по-разному. В голове у меня вихрем пронеслось воспоминание о том, как Верити позаимствовал мое тело, чтобы лечь с Кетриккен и зачать наследника, а сам я провел ночь в его старческом естестве. Но я прикусил язык и отвел глаза.
– Я приду повидаться с ним, – тихо сказала Кетриккен.
Я с облегчением кивнул. Кто-то постучал в дверь.
– Мне пора, – сказал я. – Должно быть, следующий гость уже заждался.
– Нет, останься. Следующий гость пришел не только ко мне, но и к тебе.
Я не слишком удивился, когда девочка-паж провела в зал Уэба. Он остановился у дверей, а две юные служанки, обойдя его, внесли подносы с закусками. Пока они расставляли блюда и приборы на низком столике, мы молча смотрели друг на друга. Уэб нахмурился было, увидев мой наряд, – теперь-то он понял, почему гость, виденный мельком на празднике, показался ему знакомым. Ему было не впервой видеть меня под чужой личиной. Пока он привыкал к моему облику, я, со своей стороны, рассматривал его.