Мои невидящие глаза, наконец, сфокусировались на конюшне. Туда шли двое мужчин, которые что-то тащили. Это были люди из Ивового Леса, одетые в свою лучшую одежду. Зеленую с желтым. Был канун Зимнего Праздника. Я узнала одного из них – Лин, наш пастух. Они что-то несли, это что-то болталось между ними. Что-то, провисшее от тяжести. Тело. Вокруг горящих конюшен снег растаял, превратившись в слякоть. Они все шли и шли, подходя все ближе и ближе. Неужели они войдут прямо в огонь? Но приблизившись почти вплотную, они остановились.
- Раз, два, три! - скомандовал Лин скрипучим голосом, они раскачали тело и на счет "три" бросили его в красную ненасытную глотку горящей конюшни. Затем развернулись и потащились прочь от пламени, как марионетки на сцене.
Потому ли горела конюшня? Чтобы избавиться от тел? Хорошо пылающий костер был очень эффективен, если нужно спрятать тела. Это я узнала от отца.
- Папа? - прошептала я. Где он сейчас? Придет ли, чтобы спасти меня? Может ли он спасти всех наших людей? Нет. Он оставил меня, чтобы отправиться в Олений замок и постараться спасти старого слепого нищего. Он не собирается спасать меня или наших людей. И никто не собирается.
- Я выше этого, - прошептала я, не осознавая, что произнесла это вслух. Казалось, будто какая-то часть меня стремилась разбудить другую половину – тупую и бесчувственную. Я испуганно огляделась в поисках того, кто мог бы это услышать. Они не должны слышать - что я говорю. Потому что… если они услышат… если услышат, то они узнают. Узнают что?
- Узнают, что больше не контролируют меня!
Мой шепот на этот раз был гораздо тише. Части меня наконец слились воедино. Я неподвижно сидела в своем теплом гнездышке, собирая все свои силы и мысли. Нельзя выдавать себя, пока я беспомощна. Сани были завалены мехами и шерстяными одеялами из поместья, а сама я завернута в тяжелое одеяние из белого меха, толстое и мягкое, но слишком большое для меня. Такого не было в Ивовом Лесу. Я не знала - что это за мех, и пах он чем-то чужим. Меховая же шапка согревала мою голову. Я пошевелила укатанными в рукавицы руками, освобождаясь от тяжелых одеял. Меня завернули сюда, как украденное сокровище. Именно меня они хотели забрать. Меня и еще кое-какую мелочь. Если бы они пришли нас грабить, повозки были бы загружены добычей и богатствами из моего дома. Ничего подобного здесь не было, даже верховых лошадей, которых можно было бы увести. Я – единственное, что они забрали. Они убили Ревела, чтобы выкрасть меня.
Что же произошло с остальными?
Я подняла глаза. Люди из поместья, съежившись, стояли у небольших костров, как стадо рогатого скота посреди снега. Некоторых поддерживали их родные. Лица настолько исказились от боли и ужаса, что их нельзя было узнать. Костры, разведенные из прекрасной мебели Ивового леса, не грели, они освещали ночь, не позволяя людям сбежать от похитителей. Большинство захватчиков были верхом. Это были не наши лошади и не наши седла: с высокими спинками, совершенно незнакомые. Я в оцепенении пересчитала их. Не так уж много, возможно, всего лишь десять. Но они были воинами, большинство светловолосые, с русыми волосами и бледными бородами; высокими и крупными. Некоторые держали в руках обнаженные мечи. Они были убийцами, солдатами, нанятыми для выполнения задания. Люди с такими же светлыми, как у меня, волосами. Я увидела человека, который преследовал меня, вытащил из седла и тащил назад, едва не задушив. Он стоял лицом к лицу с кричащей пухлой женщиной, которая заставила его отпустить меня. А дальше за ними, да, мои глаза смогли увидеть его. Это был он. Туманный человек.
Сегодня я видела его не в первый раз.
Он был на рынке в Дубах-на-Воде. Он одурманил весь город так, что никто из проходивших мимо не обернулся и не взглянул в его сторону. Он был в том переулке, который все избегали. А что было позади него? Налетчики? Мягкая добрая женщина, голос и слова которой заставили меня полюбить ее после первых же слов, обращенных ко мне? Я не могла разглядеть их сквозь туман, видела лишь самого туманного человека. И сейчас я с трудом его рассмотрела, хотя он стоял рядом с женщиной и совсем не прятался.
Он что-то делал. Что-то очень сложное, настолько трудное, что туман, окутавший меня, рассеялся. Это знание помогло мне очистить разум. С каждым прошедшим мгновением мои мысли вновь обретали самостоятельность. Как и тело. Теперь я смогла почувствовать все синяки, полученные сегодня, и головную боль. Языком во рту я нашла место, где прикусила щеку, нажала и почувствовала вкус крови. Боль, появившаяся при этом, окончательно прояснила мысли. Теперь мой разум принадлежал только мне.
Сделай что-нибудь. Не сиди в тепле, позволяя им сжигать тела твоих друзей, пока люди Ивового Леса дрожат в снегу. Они были беспомощны, их разумы затуманены, как и мой до недавних пор. Возможно, я была единственной способной понять, кто я есть, потому что годами выдерживала давление отца. Они стояли и страдали, нерешительные и беспомощные, как овцы в метель. Ощущая, что что-то не так, они все равно стояли, стеная и мыча, как скот перед бойней. Такие же потерянные, как Лин и его напарник, которые вернулись из темноты с очередным телом. Они брели с одеревеневшими лицами, выполняя поставленную перед ними задачу. Им велели ни о чем не думать.
Я посмотрела на туманного человека. Мальчишка. Его круглое лицо с детским подбородком еще не полностью сформировалось. А тело было мягким, редко подвергавшимся физическим нагрузкам. А вот его разум работал постоянно, поняла я. Лоб сморщился от напряжения, его целью были солдаты. Он не обращал внимания на людей Ивового Леса, зная, что туман, окутавший их, быстро не рассеется. Он убеждал солдат слушаться и доверять словам женщины. Его туман окутал старика, сидящего на вороном коне.
Старик сжимал в руке меч, острие, направленное в землю, источало тьму. Я могла буквально увидеть плотность густого тумана. Затем я поняла, что на самом деле не вижу сквозь него. Это был отражающийся свет, старик был окутан красными огнями ауры. Его лицо было ужасно, старое и обвисшее, будто расплавленное, с выпирающими костями и светлыми глазами. Он будто бы излучал горечь и ненависть ко всем. Я собралась и немного опустила свои стены, чтобы почувствовать - что туманный человек говорит старому солдату. Он насыщал его ощущением триумфа и успеха, наполнял удовлетворением и сытостью. Задание выполнено, он будет хорошо вознагражден, одарен выше всех ожиданий. Люди узнают о его свершениях. Они услышат обо всем и будут вспоминать, каким человеком он был. И пожалеют о том, как обращались с ним. Они станут пресмыкаться перед ним, молить о милосердии.
А сейчас? Сейчас настало время прекратить грабеж и насилие, забрать то, за чем он и его люди пришли, и вернуться домой. Задержка здесь может вызвать осложнения. Будет больше столкновений, убийств... Это нам не нужно. Туман внезапно изменился. Перестал убеждать в этих перспективах, стал холодным, полным темноты и усталости. Меч в руках вдруг показался тяжелым, доспехи давили на плечи. Они получили то, за чем пришли сюда. Чем раньше они повернут обратно в Калсиду, тем скорее окажутся в тепле, с заслуженным вознаграждением. Скоро он будет смотреть свысока на людей, которые пожалеют о том, что презирали его.
- Надо всех их сжечь. Убить, а потом сжечь, - предложил один из мужчин, сидящий на гнедом коне. Он улыбался, демонстрируя прекрасные зубы. Светлые волосы были сплетены в длинные косы, обрамляющие лицо. Квадратный лоб, твердая челюсть. Он был очень красив. Он направил коня в гущу людей, и люди разошлись перед ним, как масло, растекающееся под горячим ножом. В центре толпы он развернул коня и взглянул на командира. - Командующий Эллик! Зачем нам оставлять здесь все эти поленья?
- Нет, нет, Хоген, это глупость, - четко произнесла полная женщина. - Не спеши, слушай командира. Эллик знает, как поступить мудро. Сожжем конюшню с телами. Позволь Винделиару позаботиться об остальном. Давайте отправимся домой, убедившись, что нас никто не помнит и не преследует. Мы получили то, за чем пришли. Позволь нам уехать сейчас. Мы можем вернуться обратно, в теплые земли, не беспокоясь о преследовании.