Против фуорушити стали действовать хитростью, коварством. За головы наиболее известных из них были назначены большие награды и обещалось полное прощение грехов и преступлений. (Дьявольская изворотливость: выплачивались награды за счет родственников или сельских общин убитых разбойников!) Этим были внесены в группу фуорушити разрушительные бациллы недоверия, подозрительности, предательства.
Наиболее знаменит был разбойник Марко Берарди, «король Неаполя», в отряде которого было до шестисот человек. Они были хорошо вооружены, отчаянны. Регулярные войска не рисковали сражаться с ними. К тому времени в Италии профессиональные военные были озабочены тем, чтобы получить побольше барышей от своего ремесла, не рискуя при этом здоровьем и жизнью. Бывало, сражение между двумя воинскими подразделениями продолжалось от зари до зари, а потери с обеих сторон — несколько легко раненных.
К достоинствам Берарди надо отнести незаурядный ум и склонность к философии. В молодости он вместе со своим другом Пьетро Чикала был последователем известного мыслителя Бернардино Телезио. Телезио размышлял о природе, отвергая занятия богословием. Если, мол, бог непостижимо превосходит возможности человека, то и рассуждать о нем не имеет смысла. Это занятие лучше оставить на посмертное внеземное существование, а при жизни думать о более доступных вопросах. И старался постичь законы природных сил и материи, которая, по его убеждению, «никогда не погибает и не рождается, но постоянно пребывает во всех вещах».
Идеи Телезио возмущали теологов. Берарди и Чикалу даже обвинили в ереси и присудили к смертной казни. Им удалось бежать из тюрьмы. Берарди сделался разбойником, Чикала — пиратом. Теперь, однако, вольнице Берарди пришел конец. Он был убит собственными товарищами, получившими за его голову награду и прощение грехов.
Впрочем, Сикст V жестоко преследовал не только разбойников. Предавались смерти алхимики, астрологи, нарушители церковных служб, картежники, оскорбители церкви и папы.
Тотчас появился анекдот. Легендарный остряк Пасквино осмеивал Сикста V и за это был присужден к сожжению. Папа обещал тому, кто выдаст оскорбителя, тысячу червонцев и полное прощение грехов. На следующий день Пасквино сам пришел к папе и потребовал награды и прощения грехов. Взбешенный папа вынужден был выполнить обещанное.
Шутки шутками, а мрачная слава Сикста V очень скоро вышла за пределы Италии. Во внешней политике папа вел сложную игру. На словах, естественно, поддерживал королей-католиков. Втайне желал поражения таких «отступников», как Елизавета Английская. Он понимал, что распри государей упрочают его положение.
Джордано Бруно в частных беседах порицал деяния нового папы. И все-таки надеялся, что удастся примириться с церковью и получить прощение за свои проступки. Надоело скитаться, жить вдали от родины. Да и Мишель де Кастельно настоятельно рекомендовал беглому монаху вернуться в лоно церкви.
В Париже Джордано посетил кардинала Мендозу, с которым познакомился еще в Лондоне, и просил его содействия в примирении с церковью. Мендоза представил Бруно папскому наместнику в Париже — епископу Бергамо. Бруно изложил свою просьбу: был готов просить прощения у папы, но без необходимости возобновлять монашеский обет. Епископ, наслышанный о выступлениях и книгах Бруно (а может быть, читавший их), ответил напрямик, что считает невозможным добиться такой милости от Сикста V.
Действительно, отношения папы римского с французскими еретиками обострились. В конце 1585 года Сикст V издал буллу об отлучении от церкви Генриха Наваррского и главы гугенотов принца Конде (тоже Генриха), а также о лишении их всех прав и титулов, в том числе и права наследования престола. Королю Генриху III предлагалось неукоснительно исполнить эти предписания.
На этот раз Генрих III проявил твердость характера и политическую мудрость. Он не исполнил воли папы, запретил публиковать буллу в своей стране и ответил прокламациями (их распространяли во Франции и в Италии, наклеивали даже в резиденциях папы и кардиналов), в которых говорилось, что исполнение папской буллы приведет к междоусобицам и гражданской войне.
Франция находилась на пороге кровавых распрей. Бруно это хорошо понимал. Военные действия не благоприятствуют философии, острые религиозные противоречия опасны в первую очередь еретикам. Следовало подумать о том, где можно найти надежное убежище. Не мешало позаботиться и о хлебе насущном.