— Я не жалею! — быстро сказал Тузаров.
— А ты, мальчик, тоже не переживай, — обратилась старуха к Кубати. — Кто
из князей может с тобой сравниться и силой, и статью, и красотой лица?!
— А что переживать! — громко заявил Кубати и шагнул поближе к крестья-
нам. — Говорят, если не сумел стать хорошим погонщиком волов, не станешь и
хорошим всадником. Я стал всадником, сумею, наверное, статьи неплохим погон-
щиком хатажуковских волов.
— Какой из него унаут, — тихо проговорил Кургоко. — Витязь он. Свобод-
ный...
Медленной, почти стариковской походкой направился князь к своему коню.
Джабаги Казаноков обнял Кубати за плечо, другой рукой подтащил к себе
за рукав Канболета.
— Если есть бог на свете, то дай он каждому из нас вырастить и воспитать
хотя бы по одному вот такому «унауту»!
Толпа одобрительно загудела.
* * *
Обитательницы емузовского дома, вместе с семьями соседнего селища, не
успели еще вернуться из своего потаенного урочища, когда их настигла, трепеща
радужными крыльями, весть об истреблении ханского войска. А урочище это, ок-
руженное со всех сторон высокими скалистыми утесами, было совсем близко, сра-
зу же за Чегемскими водопадами. В неприступную котловину вел из основного
ущелья узенький проход между гранитными стенами — тут не разъехались бы и
два всадника. Даже повозки приходилось сюда протаскивать, вернее, проносить
на руках в разобранном виде. Внутри котловины росли обильные травы и дикие
плодовые деревья, а с вершины одного из утесов низвергался водопад.
Обрадованные сельчане повернули назад к уцелевшим на этот раз домам.
Больше ни одна женщина не восклицала: «О, аллах! Корова моя — это гостья
твоя!»
Вести о поимке Алигоко Вшиголового, суда над ним и позорном конце кня-
зя, вести об удивительной тайне панциря и происхождении того юноши, который,
оказывается, считался «сыном матери, его никогда не рождавшей», вовремя дос-
тигли ушей Нальжан и Саны и их соседей. Вовремя — это значит до возвращения
Канболета и Куанча.
Кубати отказался ехать с ними наотрез. Не желал он снисходительного к се-
бе отношения. Конечно, чуткий Тузаров понимал, что парень не сомневается в
своем аталыке, что «гордыня» его наиграна. Парню просто необходимо побыть
без опеки старших.
Кубати уехал вместе с Нартшу. Рвался туда же и Куанч, но Тузаров не отпус-
тил его.
— Почему же ты отпустил Кубати?! — возмущался Куанч.
— Потому что это было бы все равно, что у человека, который пошел танце-
вать, потребовать немедленно вернуть одолженные ему штаны.
— Ага! — понял веселый, честный и немного шумный Куанч и добавил тихо,
с озабоченным вздохом:
— Что же, пусть потанцует...
Сана грустила и мечтала. Колечко, подаренное Кубати, начала носить от-
крыто, а чувства скрывала, как сноха имя деверя. Сочинила песенку на тот случай,
если ее захотят проверить, сумеет ли она не называть имен своих родичей, чтоб
злые духи остались в дураках:
Если туда, где кудахчут по-глупому,
Едва лишь снесут кругло-белое хрупкое,
Вдруг заберется хвостатая рыжая,
А потом перескочит плетеное,
Я кликну со мной соединенного,
А он призовет молодого безусого,
Того, кто родился позже него
От той, что вскормила обоих,
А позже рожденный вместе
С клыкасто-лохматым брехливым
Быстро отыщут глубокое узкое
И в рыхло-сыром раскопают укромное,
А рыже-хвостатая, тявкая, выскочит,
А молодой наш, метко стреляющий,
Остроконечную сразу же выпустит
И угодит прямо в то, чем глядят.
А затем спустит с рыжей
Красивое, мягкое.
И это красивое мне принесет,
То я обменяю пушистое мягкое
На то удивительно сладкое белое,
Которое возят красноголовые, —
Вот что случится,
если хвостатая
Влезет туда,
где кудахчут по-глупому,
Едва лишь снесут
кругло-белое хрупкое!
(красноголовые (кызылбаши) — это персы. Когда-то сахар попа-
дал на Кавказ из Ирана)
* * *
Прошло четыре года.
Тузаров отстроил новый дом на отцовском пепелище и надвинул шапку на
брови — женился. И желали им с Нальжан дружными быть, как волос с медом
сцепившись, нажить столько добра, чтоб даже «дымоходная труба у них из доб-
ротного была серебра». А отдельно Нальжан желали, чтоб шитье ее по швам не
поролось, чтоб весела была (наша пелуанша), как козочка, ласкова, как овечка,
плодовита, как курица, щедра, как земля, а сердце чтоб, как огонь, горячее у нее
было.
Сана жила с ними и все ждала своего Кубати. Куанч остался в емузовском
доме, стучал там молотом по наковальне.
У Канболета выросла красивая окладистая бородка, которую Нальжан ему
аккуратно подстригала. На пирушке, устроенной, согласно обычаю, в честь реше-
ния отпустить бороду, присутствовал Джабаги Казаноков. Приезжал и Нартшу. А
упрямец Кубати пока не появлялся.
Уже и Нальжан была согласна отдать за него племянницу: Канболет уломал
ее с трудом. Первое время она протестовала:
— Я согласна, тха, сыном его назвать, но не кинжал простолюдина должен
разрезать шнуровку, которая стягивает коншибу моей племянницы!
Канболет встречался с каном, спрашивал, когда же у парня перестанут че-
саться подошвы и он вернется в дом Емуза, принадлежащий теперь «одному Ку-
бати». Говорил Канболет и о девушке.
Парень хмурил брови, топорщил черные, свисающие по уголкам твердого
рта, усы и бубнил что-то насчет того, что, мол, «из милости данное — впрок не
идет», зная преотлично, как Тузаров, да и Нальжан к нему относятся.
В одной из стычек погиб Нартшу, и тогда Кубати имеете с Жарычей, кото-
рому пуля изуродовала ногу, осел наконец у себя в усадьбе и с упоением отдался
почетному ремеслу кузнеца-оружейника.
Жарыча ходил за домашним скотом. Он сально постарел и сильно хромал,
но никогда не расставался с оружием.
Так и прошло четыре года.
ЧАСТЬ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
ХАБАР ВОСЕМНАДЦАТЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ,
выражающий удовлетворение по поводу бесспорности
народной пословицы:
«Кузнец ушел — то, что сковал,
оставил.
Мудрец ушел — то, что сказал, оставил».
Весной 1711 года князь Александр Бекович Черкасский, капитан русской
гвардии, личный друг и советник Петра Первого, ехал по восточным делам в Ка-
барду. С важной миссией ехал.
«Великий государь указал послать для своих, великого государя, нужней-
ших дел на Терек Александра Бековича Черкасского; а от Москвы до Казани и до
Астрахани, и до Тереку, и от Тереку назад до Москвы дати ему сухим путем 30
подвод ямских, а водяным путем против подвод суды с кормшики и гребцы».