Солидно ехал, внушительно. А перед его поездкой «Татархану князю, и
братьям ево, и прочим владельцам, и всему народу тому» (кабардинскому) Петр
послал свое «милостивое слово»:
«Доносил нам, великому государю, брат ваш князь Александр, который в
службе нашей обретается, что вы имеете желание под нашу, царского величества,
высокодержавную руку поддатись и тем себя и подданных ваших из-под ига ту-
рецкого и хана крымского освободити, яко же и ныне писала к нему мать его, что
крымцы вам неприятели, и частые брани между вами случаются, и что конечно
желаете быти у нас, в. г. в подданстве.
Также из ваших стран писали к подданному нашему царю Арчилу Вахтан-
геевичу Меретинскому, что они постановили служить нам, в. г., а с крымцами та-
кож де завоевались и дабы вам ведомость о том дать; и мы, в. г. наше ц. в., то ваше
желание приемлем милостиво и изволяем вас к себе в подданство и оборону при-
нята. Только желаем дабы вы показали к нам ныне свою службу и верность про-
тив салтана турского и хана крымского, которые против нас войну всчали, наруша
мир неправедно против данных многих обещаний. И ежели будете у нас в поддан-
стве, то не токмо с вас никаких податей требовать не будем, но и погодное вам жа-
лование давать определим, как то получает от нас подданной наш Аюка-хан и как
вы прежде сего бывали у предков наших в подданстве и получали у них жалова-
нье; и укажем вам вспомогать ему, Аюке-хану, с калмыки и донским и яицким и
гребенским казаком, о чем о всем ссылаемся на словесный приказ, от нас данной
брату вашему, которому в том верьте.
Дан в Москве лета 1711 марта в 4 день, государствования нашего 29 году».
* * *
В честь важного гостя кабардинские «владельцы» устроили большое празд-
нество со скачками, джигитовкой, стрельбой и обильными возлияниями (не без
некоторых отступлений от религиозных запретов).
Были и ссоры, были и взаимные упреки между «владельцами»: каждый
стремился оказаться на видном месте и требовал пристального внимания к любо-
му своему высказыванию.
Проявляя завидную выносливость и мужественную стойкость, Александр
(или Девлет-Гирей, в бытность свою младенческую, дохристианскую) старался не
оставлять без ответа ни один из сотен вопросов. Вопросы умные, вопросы труд-
ные, каверзные, вопросы неприятные, глупые и совсем дурацкие...
— Почему белый царь не дает нам ружей и пушек?
(У него их для своего войска пока не хватает).
— Будут ли русские насильно обращать нас в свою веру?
(Не будут).
— А если в войне с турками у царя начнутся неудачи, не откажется ли он
снова от нас? Не бросит ли в беде?
(Он никогда и не отказывался, а тем паче теперь и в будущем особливо).
— Будут ли русские выдавать нам наших беглых унаутов и пшитлей?
(Договоримся).
— Сколько ясырей потребует от нас русский царь?
(Нисколько не потребует).
— Почему ты не женился на дочери русского царя?
— Сколько лошадей в царских табунах?
(Ровно столько, сколько необходимо для войсковой конницы, но не для тор-
говли).
— Правда ли, что Петр съедает цельного быка за одни присест?
(Он воздержан в еде, как наши кабардинские джигиты).
...Так, или примерно так происходил обмен вопросами и ответами между
представителями кабардинской знати и представителем русского самодержца.
Миссия Черкасского была утомительной, но не очень трудной в смысле дос-
тижения главной цели. Партия сторонников Ислам-бека Мисостова оказалась ма-
лочисленной и остерегалась выступать во весь голос. Преимуществом Александра
было еще и то обстоятельство, что он, встретившись со своей матерью, узнал име-
на, привычки и притязания всех князей, настроенных в пользу союза с Турцией и
Крымом. Ему легко удалось расколоть и эту, уже и без того слабую, группировку,
перетянуть ее большую часть на свой берег. Тут не обошлось, конечно, без щедрых
подарков и еще более щедрых посулов.
Чтобы никто из соплеменников не забывал о том, откуда он, царский по-
сланник, прибыл, но и помнил также, что он человек для Кабарды свой, Алек-
сандр появлялся на людях то в мундире Преображенского полка и уставном пари-
ке, то в черкеске и кабардинской шапке, и тогда выделялся из окружающих лишь
чисто выбритым лицом. Во время застолий он произносил красивые хохи, тонко
льстил и грубовато острил. Если Черкасский и не слишком искусно играл в ту иг-
ру, которая называется дипломатией, то, но крайней мере, умел произвести впе-
чатление как человек искренний, честный и убежденный в правоте своего дела.
По-настоящему ожесточенный спор разгорелся лишь однажды — во время
пиршества в доме князя Татархана Мурзаева.
Летняя ночь дышала сквозь раскрытые двери кунацкой ароматами влаж-
ных от росы трав и созревающих, яблонь. Сюда же заносило ветерком запахи ды-
ма и конского навоза.
В просторной кунацкой тесно и шумно; колеблются огоньки высоких све-
чей, подаренных гостем, пышут жаром догорающие в очаге поленья; лица людей
блестят от пота и хмельных напитков.
— Воллаги, биллаги, я не понимаю, как можно идти: с гяурами против еди-
новерцев? — кричал упрямый князь Мухамет Кургокин. — Пусть мне это объяс-
нят!
Татархан, к которому сам Петр Первый обращался лично в своем послании,
укоризненно покачал головой и заговорил спокойно, рассудительно:
— Вместо того, Мухамет, чтобы сопровождать божбой каждое слово, ты бы
вспомнил поговорку: «У клыча один закон: раз наточен — рубит он!» И еще:
«Волк жеребенка режет — на тавро не смотрит». Наши единоверцы! Сколько раз
опустошали они землю нашу, сколько людей угнали и чужеземную неволю! И
сейчас они готовятся к новому разорительному набегу. А новый хан требует от нас
уже не три, а четыре тысячи молодых парней и девушек. Бахчисарайские владыки
с их калгами и нурадинами и последние годы стали сменяться быстрее, чем листва
на деревьях, и каждый спешит урвать от Кабарды кусок пожирнее!
— Твое слово мне но душе, князь Татархан, — сказал Касай-бек Атажукин. —
Что значит вера? Это — одежда! А безносому хоть золотую черкеску сшей, красав-
чиком его не сделаешь!
Отверз уста и высокомерный князь Ахлов, поправив на голове высокую
свою шапку:
— Относительно жеребенка и тавра... Как тебе, дорогой Кургокин, можно
объяснить еще понятнее? У меня есть кони всякой породы, а тавро на них одно и
то же. Мое тавро, ахловское. А у моих родичей тоже есть кони таких же пород, как
у меня, но они отмечены другим тавром.
Одобрительные возгласы и вежливый смех оглашали кунацкую после вы-
сказываний Атажукина и Ахлова.
— Клянусь, правда! Мы с урусами по породе близкие, хотя дамыги на нас
разные?
— А с татарами и турками — мы кони разных пород!
— Точно, разных, хотя пророк одним тавром нас прижигал!
— А когда-то ведь у нас с русскими и вера была общая!
— Греческая религия у кабардинцев даже намного раньше была, чем у рус-
ских.
Только Ислам-бек Мисостов недовольно кривил тонкие капризные губы, а
Кургокин мрачно вперил свой взор в стоявший перед ним серебряный потир.
Черкасский улыбнулся, казалось, улыбкой добродушной, примиряющей и
даже немного застенчивой, сам же с волнением ждал, что скажет Джабаги Каза-
ноков.
Джабаги заметно изменился за последние четыре года. Черты лица стали
резче, глаза смотрели строже, не так весело, как раньше. В черной бородке уже
появились белые нити.
Все голоса, будто по взаимному соглашению, вдруг умолкли, а все взгляды