Страшен путь на Ошхамахо

что я стремлюсь в Сирию? — вопрос этот я задал скорее из ложной гордости: не

люблю, когда за меня решают другие. На самом же деле мой путь виделся мне по

морю в Тир или Сайду на восточном берегу Средиземного моря, оттуда — через

невысокий левантийский хребет и плодородную долину Бекаа, а дальше один

дневной переход — и я буду поить коня чистой водой речки Барада, посматривая

на виднеющиеся издалека минареты дамасской твердыни ислама — мечети

Омайядов. Уверен, что меня приняли бы радушно в столице Сирии, и я бы занял

там вполне достойное положение.

— Нет, не в сторону арабских земель стремится мое сердце, хитроумный Ха-

зиз, а в сторону Кавказа, древней родимы наших предков...

Еще утром мне в голову не приходила такая мысль. Только сейчас и, навер-

ное, опять по озарению свыше родилось в моей душе это неожиданное, но твердое

намерение. Похоже, что невидимая рука пророка вела меня по дороге жизни.

Хазиз с удивлением посмотрел мне в лицо и быстро отвел взгляд. Кажется,

в его глазах мелькнуло чувство тоски и зависти. Он немного подумал и сказал:

— А сделать это — попасть на Кавказ — тебе будет совсем нетрудно. Ты про-

сто счастливчик, Мысроко. Завтра пойдет в Стамбул один корабль, а из Стамбула,

после короткой остановки, он направится в Крым. На этом корабле отбывает важ-

ный паша, который везет крымскому хану какой-то срочный фирман от Селима. Я

устрою тебя с Тузаром на это судно. Ведь я знаю посланца султана: познакомился

с ним в Каире…

* * *

На другой день к полудню мы уже бросали последние взоры на тающий

вдали желтый берег Мысыра. Стояла тихая погода, море было спокойно, и длин-

ный турецкий каик ходко продвигался вперед, подгоняемый дружными гребками

двадцати пар длинных весел. К вечеру налетел несильный левантиец, большой

парус вздулся пузырем, и судно пошло быстрее.

Хазиз оказался верным своему слову. Он легко договорился с именитым

турком и кормчим, которые с большой чуткостью отнеслись к его просьбе и... к

звону его золотых монет.

А мне пришлось принять от Хазиза, кроме пояса-сабли, щит из кожи носо-

рога, мушкет, сделанный в стране испанцев, богатый лук с тридцатью стрелами, и

также новую одежду, включая халат атласный, чалму зеленую (сам я ее так до сих

пор и не удосужился приобрести) и сапоги из телячьей кожи, завезенные из Фран-

гистана. Тузар получил в подарок лук, попроще, чем мой, но тоже хороший, кол-

чан со стрелами и пару прекрасно закаленных наконечников для копий. Кроме

того, каждому из нас еще досталось по кабардинскому кинжалу и по мешочку де-

нег: мне с золотыми арабскими диргемами, а Тузару — с серебряными турецкими

пиастрами. Имея все это (включая тяжелый кошель, добытый нами в бою у Девя-

ти пальм), мы могли считаться довольно состоятельными людьми.

В Стамбуле мы простояли одну ночь и часть утра: здесь были выгружены

некоторые ценности, составляющие боевую добычу турок в египетской войне, взя-

ты на борт какие-то товары, запасы воды и провизии. На берег мы с Тузаром не

сходили. Да и вообще избегали всяких разговоров даже со своими попутчиками.

Слава аллаху, и важный наша тоже не искал нашего общества.

Вскоре мы уже благословляли пронизывающие ветры и суровые холода

Ахына. Ветры и холода говорили нам и о близости родины, где, как мы это сразу

почувствовали, конец кавказской весны ничуть не будет напоминать ним конец

весны египетской.

Посланец султана Селима высадился в Кафе (Феодосия), а мы удачно попа-

ли на купеческий каик, идущий к адыгским берегам, и днем позже ступили на

землю Тамани.

В Тамани, поразившей меня сходством своего названием с именем Туман-

бей, мы задержались ровно настолько, чтобы сделать необходимые покупки. На

разноголосом и разноликом базаре, где встречались чеканные носы грузин, круг-

лые лица татар, курчавые головы евреев, раскосые глаза ногайцев, а нередко и

красивые, смелые, добрые лица адыгов, мы купили лошадей. Я взял за довольно

дорогую цену резвого и сильного жеребца гнедой масти. Тузару достался конь по-

дешевле, но очень рослый и выносливый. Потом в лавке у одного армянина мы

приобрели сшитые в Кабарде черкески: мне черную из тонкого сукна, Тузару —

погрубее, серую. Наконец мы обзавелись шапками, бурками косматого войлока и

адыгской обувью: на мои ноги мы нашли красные сафьяновые чевяки (своеобраз-

ные кожаные чулки до колен, туго обтягивающие ногу, назывались еще тляхе-

тенами) и ваки (нечто вроде кожаных калош, надеваемых поверх) для них, а на

ноги Тузара — чевяки попроще, из черной кожи. Кроме того, всего за два бешлика

(одна двадцатая часть турецкого пиастра) Тузар купил себе пару шарыков из

воловьей кожи и к ним войлочные голенища.

Верные своему правилу — отдыхать по-настоящему лишь в самом конце

намеченного пути, мы в тот же день решили покинуть Тамань. Знающего челове-

ка расспросили о самой малолюдной и кратчайшей дороге к берегам реки Балк и в

ранних вечерних сумерках уже нахлестывали коней.

Соления мы объезжали стороной, со встречными людьми не останавлива-

лись, не заговаривали, попутных обгоняли. На ночлег с удовольствием устраива-

лись в лесу, где все было так для нас непривычно: не жалит знойное солнце, не

скрипит песок на зубах, не сушит горло горячий ветер. Поистине благодать аллаха

простирается над той страной, где всегда можно насладиться упоительной свеже-

стью воздуха, густой тенью зеленеющих лесов, прохладой кристально чистых рек.

Не надо возить с собой воду, не надо искать топлива для костра и корма для ло-

шадей — все у тебя под ногами.

Шесть дней, которые мы потратили на дорогу от Тамани до твоего дома,

Шогенуко, прошли совсем не заметно. И это были самые приятные дни на всем

нашем долгом пути из Каира в Мекку, из Мекки — к подножию Ошхамахо.

ХАБАР ТРЕТИЙ,

подтверждающий поговорку

о том, что можно спастись от чумы,

но погибнуть от иной, совсем пустяковой болезни

Широким теплым крылом простерлась над Мысроко гостеприимная забот-

ливость князя Жамбота. В честь почетного гостя устраивались молодежные игри-

ща, пиры с музыкой и пением старинных воинственных песен, долгими переска-

зами древних легенд о могучих богатырях — нартах.

Дважды съездили на охоту и в полной мере потешили мужественные сердца

свои травлей матерого медведя и свирепого выродка лесных чащ — клыкастого

вепря. Всей душой предавался Мысроко веселой этой забаве смягчались резкие

черты его сурового лица, когда лежал у его ног огромный медведь, поверженный

короткий прикопанной саблей-джате (в отличие от обычной, ею можно не только

рубить, но и колоть, что и сделал наш герой, столкнувшись вплотную с загнанным

и взбешенным зверем). Он понимающе улыбался молодому уорку, заразительно

хохотавшему после близкого и знакомства с медвежьими когтями, которые только

что лишили парня нижней половины правого уха. И добрели глаза Мысроко, если

он видел меткий выстрел из лука, стремительный бег коня или яростный напор

дикого кабана, стремящегося вырваться из кольца облавы и жаждущего пролить

при этом кровь вековечных врагов лошади, собаки и человека. Шогенуко так и не

узнал, кто отбил у него часть табуна, Это мог быть и старый пши Кучмазуко, и

братья Тыжевы, а может, и молодцы из рода Куденетовых. Так или иначе, уже по-