нулся к трем бедно одетым людям, скромно притихшим в уголке гостиной. — Эй,
вы, нечаянно рожденные! А ну веселей!
Один из музыкантов ударил крепкими ладонями в барабан, второй запили-
кал длинным смычком, похожим на лук, только с тетивой из конских волос, по
семи струнам пхапшины, третий начал извлекать пронзительные резкие звуки из
коротенькой свирели. Бабуков с раздражением отметил про себя, что даже музы-
канты его не очень искусны, а орудия их ремесла дешевы и грубы.
* * *
Адешем проснулся на рассвете. Добрый старик Бита, в хижине которого он
ночевал, предложил ему на завтрак чашку кислого молока, ломоть пасты и не-
сколько кусочков холодной баранины, припасенной со вчерашнего пира. Адешем
уже начал есть, когда вдруг обнаружил на себе кольчугу. Кусок стал ему поперек
горла: закашлялся тузаровский крестьянин. Глазами, полными слез, он с вопро-
сительным укором посмотрел на Биту. Бита сочувственно вздохнул и тихо прого-
ворил:
— Ты видишь, Адешем, я — живой. Значит, не под моей крышей тебя огра-
били.
— Я пойду к Бабукову, — объявил табунщик. Пошутил он, наверное.
— Бабуков не умеет шутить, — грустно сказал Бита. — Не ходи.
— Но ведь этот панцирь — для Тузарова! И куда мои глаза смотрели? Поис-
тине верно говорится: что толку от зрения, когда разум слепнет!
— О-о! Мармажей у Бабукова крепок...
— Как же мне забрать панцирь?
— Да как ты его теперь заберешь? Хагур хочет отвезти панцирь князю Али-
гоко. Не ищи силу сильнее себя.
— Ну тогда Тузаров найдет силу слабее себя. Все ему расскажу. Где мой
конь?
— Может, погостишь еще? Что так торопиться?
— Должен торопиться, — Адешем встал и пошел к выходу. — Счастья и бла-
гополучия твоему дому. Поеду.
— Постой, дорогой гость! А стоит ли говорить твоему тлекотлешу о случив-
шемся? Ведь если арба опрокинулась — тебя же первого и придавит!
— Тузаровская арба не опрокинется.
— Так пусть гладкой будет твоя дорога, пусть конь твой ни разу не споткнет-
ся и не потеряет ни одной подковы, а в конце пути — да ожидает тебя удача, дос-
тойная доброго и мужественного человека!..
* * *
Селище Тузаровых располагалось па правом, более высотой берегу Терека.
В этом месте самая большая река Кавчаза делилась на несколько широких рука-
вов, которые были сравнительно не глубоки и потому не представляли особой
преграды для всадника. На той стороне тянулись вдоль кромки извилистого бере-
га густые лиственные леса, недавно одевшиеся в осеннюю позолоту.
А в сторону восхода, напротив, леса не росли: здесь, насколько хватал глаз,
простиралась чуть всхолмленная равнина, богатая сочным разнотравьем. В Малой
(Затеречной) Кабарде дожди шли пореже, чем в Большой, примыкающей к Глав-
ному Кавказскому хребту, но их было вполне достаточно, чтобы травы могли рас-
ти до глубокой осени. И сена удавалось накосить столько, что его дотягивали до
первой весенней зелени. Ну и, конечно, земля эта давала щедрые урожаи проса.
Седобородый Каральби Тузаров, бодрый и сильный мужчина, мог быть до-
волен своей жизнью. В доме хватало всякого добра и хорошего оружия. На паст-
бищах — сотни отличных лошадей и тысячи овец. Даже крестьяне тузаровские
имели прочный достаток, а их жены исправно рожали здоровых мальчиков и де-
вочек. Вот только у самого Каральби ясноглазая его гуаша умерла очень рано, ус-
пев подарить мужу только одного сына. Зато парню теперь двадцать два года, и он
достойный наследник своего отца. Канболет и в скачках не знает себе равных, и
стреляет лучше всех — хоть из ружья, хоть из лука, и силу имеет такую, что быка
валит наземь. Сейчас у старого Каральби одно на уме — найти для сына хорошую
невесту и дождаться появления внуков. Пусть их побольше будет, этих внуков; ес-
ли аллах обделил детьми Тузарова-старшего, так, наверное, не должен обидеть
младшего.
Каральби вышел со двора и неторопливо зашагал к берегу реки. Там сейчас
Канболет: пошел поить белого шолоха — это конь старого тлекотлеша — и своего
любимца — настоящего хоару, которого отец подарил сыну пять лет назад еще же-
ребенком. Что-то долго не возвращается джигит. Солнце уже село. Скоро совсем
стемнеет. Каральби спустился по глинистой тропинке к самой воде. А вот и Кан-
болет — чуть ниже по течению. Кто это с ним? Адешем вернулся? Почему один? И
откуда у табунщика кольчуга?
Канболет увидел отца и, чем-то взволнованный, быстро направился к нему:
— Отец! Прошу тебя, выслушай Адешема. Он привез такую новость!
Каральби нахмурил густые косматые брови: не слишком ли большую го-
рячность проявляет парень?
Однако, услышав подробный рассказ табунщика, и сам Тузаров разволно-
вался не меньше его. Он прекрасно знал, о каком панцире идет речь. Знал гораздо
лучше Бабукова. Ведь не предок этого «тощего волка», а пращур самого Каральби
везде и всюду, по чужим землям и далеким морям сопровождал хозяина старин-
ной реликвии египетских меликов. Знал Каральби и о том, что панцирь принад-
лежал когда-то царю царей, Солнцу Востока — Саладину, а до него — славному, но
неудачливому повелителю инглизов Мелик-рику, в груди которого билось не че-
ловеческое сердце, а львиное. Знал Каральби о том, как этот панцирь был освящен
в Мекке и поэтому стал неизмеримо драгоценнее.
— Нет, не Бабукову, погрязшему в диком язычестве, владеть панцирем, —
твердо сказал Каральби. — Эта священная сталь должна прикрывать грудь право-
верного мусульманина.
Канболет нетерпеливо теребил поводья двух лошадей, топтавшихся за его
спиной: когда, когда же будет сказано решающее отцовское слово!
— Хагур собирается везти панцирь князю Шогенукову, — вспомнил Адешем.
— Да, да! Как я сразу об этом не сказал.
— Вот оно что? — Тузаров строго взглянул на табунщика. — Старый человек,
а не можешь отделить просо от шелухи. Тебе вообще не следовало останавливать-
ся на бабуковском дворе. Переночевал бы в лесу.
Адешем скромно наклонил голову и кротким тоном сказал:
— Не думал я, что в доме уорка могут обидеть или обворовать бедного чело-
века.
— Хитер старик! — усмехнулся Тузаров. — И как только от его длинного
языка до сих нор голова не пострадала? Ну ладно. Теперь скачи побыстрее к
Нартшу и Шужею. Пусть седлают коней и едут сюда. Скажи, чтоб взяли с собой
трех-четырех человек. Кольчугу оставь. Канболет вернет се Бабукову.
Пока ожидали тлхукотлей, известных своей честностью и мужеством, Ка-
ральби удостоил наконец сына вниманием и пересказал ему тот старинный хабар,
что передавался в роду из поколения в поколение. Случай для этого, что и гово-
рить, был самый подходящий. Канболет слушал, боясь проронить невольное вос-
клицание, боясь кашлянуть или вздохнуть. Щеки его то покрывались румянцем,
то неожиданно бледнели. Глаза, похожие на две большие, но еще не дозрелые
темно-серые сливы, смотрели не мигая, губы чуть подрагивали. Закончил Караль-
би так:
— Теперь ты понимаешь, почему знаменитый панцирь должен принадле-
жать Тузарову? Ибо — аллах свидетель — велики заслуги родоначальника нашей
фамилии. У нас на него гораздо больше прав, чем у Шогенуковых. Тамбиевы — не
в счет. Не сумели сохранить ни религию своего героя-предка, ни княжеское дос-
тоинство. Оба их рода вялы и малоподвижны.
— Если бы отец позволил мне самому отбить панцирь... — застенчиво про-
говорил Канболет.
Голос Тузарова-младшего, грубоватый и низкий, никак не вязался с его