язычников. Их погребальные костры да разные там обряды — слишком долгий
таурих (легенда, сказание [Заимствовано из тюркских языков]).
— А по-мусульмански быстрее? — спросил Алигоко.
— Еще бы! — ответил Мухамед. — Закопать в землю и прочесть молитву.
Для похоронного обряда в походных условиях достаточно и этого, — князь созна-
тельно кривил душой: ему уже не терпелось добраться до Канболета.
Раздалось несколько негодующих возгласов, но Алигоко сумел успокоить
недовольных:
— Новая одежда лучше, чем старая. Вот так же и новая религия. Даже я,
ваш князь, решил перейти в мусульманство. И те, кому этого мало, пусть всю
жизнь грызут старые, обглоданные кости. А сегодня слушать князя Хатажукова,
делать все, что он прикажет.
Когда были засыпаны неглубокие могилы воинов из отряда Алигоко,
младший князь Хатажуков, взявший на себя обязанности муллы, заявил:
— Я по-арабски знаю из Корана немного, но этого хватит, нам на всех. — С
трудом придав своему лицу какое-то подобие благочестивого смирения, он торже-
ственно возвестил:
— Бисмилляхи рагмани рагим! (Во имя бога милостивого, милосердного!
[араб.])
(При этих таинственных, жутковатых словах невежественные уорки, по-
грязшие во мраке язычества, испуганно переглянулись и присмирели, придав-
ленные гнетом чужой, недоступной мудрости.)
— А дальше так. Помнится, есть вот такая подходящая к нашему случаю мо-
литва:
— Мы дали тебе Кевсерь... Э-э... значит, им, — Мухамед показал пальцем на
могилы, — дадут Кевсерь. Это что-то такое хорошее, кажется, река в раю. Дальше.
Обращаемся со своей молитвой к аллаху и приносим ему жертвы. Ненавидящие
аллаха погибнут так, что от них не останется и следа. Все. Аминь.
(Уорки снова переглянулись, теперь уже слегка сбитые с толку и разочаро-
ванные.)
— Все? — спросил Шогенуков. — Ну и ладно. А то солнце скоро сядет.
— Ас ними что делать? — Это хмурый Бабуков подал голос. — С тузаровски-
ми... Так оставлять нельзя.
— И не оставим, — усмехнулся Алигоко. — Сказано же, «погибнут так, что от
них не останется и следа». Как ты считаешь, Мухамед? Бросим в Тэрч и делу ко-
нец? И я так думаю. Тогда приказывай...
Несколько своих людей, в том числе и бабуковского сынка, Алигоко отпра-
вил домой: они должны были отогнать лишних лошадей, и своих и чужих, и от-
везти добытое оружие в княжескую усадьбу.
Когда начали переправляться на другой берег, день уже подходил к концу.
Багровый диск заходящего солнца отражался в одной из тихих проток реки — бы-
ло похоже, что там опустили в воду боевой щит, покрытый горячей кровью.
Ехавший позади всех Бабуков с мальчиком на крупе коня вдруг громко
вскрикнул, еще громче закричал Кубати. Все остановились и повернули головы.
Лошадь Бабукова, отпрянув в сторону, сделала несколько торопливых шагов вниз
по течению и неожиданно с головой ушла под воду. И тогда люди увидели, чего
испугались животное и ее седоки: в воде плыла к берегу большая черная змея.
Лошадь скоро вынырнула, мощное течение понесло ее к середине реки. Ни
Хагура, ни Кубати не было видно.
— Утонули, — сказал Шогенуков и вздохнул — то ли сочувственно, то ли об-
легченно.
— Будет им Кевсерь, — пробормотал Мухамед и на всякий случай добавил:
— Бисмилляхи рагмани рагим.
Старый вояка Идар побледнел, как саван — джебын, но не произнес ни сло-
ва. Он пристально вглядывался вдаль, по течению реки. Один раз ему показалось,
будто там, возле излучины, где русло делает поворот, вынырнула чья-то голова.
Может, мальчик не утонул? О Хагуре и думать нечего — куда ему в тяжелом воо-
ружении... Скорее всплывет утонувшая подкова! Жаль Бабукова. Хоть и грубова-
тый был человек, да и головой пользовался больше для того, чтоб носить шлем, а
не разум, все-таки он имел некоторое понятие о чести. Не в пример этим князь-
ям...
Идар тронул пятками своего коня и последовал за отрядом, продолжавшим
переправляться через Терек.
«Кевсерь... Кевсерь, — повторял он про себя. — Лучше быть живым на зем-
ле, на берегу Тэрча, чем мертвым в эдеме, на берегу Кевсеря...»
ХАБАР ШЕСТОЙ,
напоминающий, что птичка малая
бывала причиной снежного обвала
— Канболет! Где Канболет?! — кричал Адешем, вихрем врываясь во двор на
мощном коне Шужея. — Хозяина! Скорей найдите мне хозяина!
Таким возбужденным и встревоженным старика еще никогда не видели, и
потому его необычное беспокойство быстро передавалось людям, оказавшимся в
этот час возле дома Тузаровых.
— Что случилось, дедушка? Говори, не терзай наши души! — всполошились
женщины.
— Адешем, что за хабар у тебя за щекой? — деловито спросил кто-то из
мужчин.
— Плохая новость, — неожиданно тихим голосом, почти шепотом, ответил
табунщик. — Такая новость все равно что чума и пожар, да и то если они приходят
вместе... Где Канболет? К нам приближаются пожар и чума... Пожар — это млад-
ший Хатажуков, бешеный Мухамед, а чумой называется Алигоко Вшиголовый, —
Адешем помолчал немного, тяжело вздохнул и вдруг выкрикнул пронзительно, с
болью:
— Каральби убит!! Все, кто был с ним, убиты! Да где же Канболет?!
Тихо стало во дворе. Все замерли, будто сговорились и по команде затаили
дыхание. Одна из женщин горестно завопила, но тут же осеклась под колючим
осуждающим взглядом Адешема.
Высокий длинноногий парень по имени Хамиша, тот самый, что вызвал
гнев Шужея за свое любопытство, на этот раз ни о чем не спрашивал. Он подошел
к коновязи, вскочил на своего крапчатого коня и поехал со двора. Обернувшись к
старику-табунщику, сказал спокойным бесцветным тоном, будто ничего особенно-
го не произошло:
— Канболет и Нартшу на охоту поехали. Говорят, в лесу, выше по реке, вол-
чье логово кто-то видел. Я их верну, — Хамнша хлестнул лошадь и погнал ее гало-
пом.
По-настоящему вооруженных мужчин, которые могли считаться полноцен-
ными воинами, в селении теперь оставалось два десятка человек. Простые кресть-
яне, носившие только кинжалы и не имевшие ни сабель, ни луков, ни оборони-
тельных доспехов, в расчет не принимались.
Никаких планов предстоящей схватки — а в том, что она скоро будет, никто
не сомневался — мужчины не обсуждали. Они лишь немного поспорили, как
быть: выезжать навстречу княжеской полусотне или оставаться на месте. Решили
остаться, потому что лошади оказались не у всех. Адешем хотел было предложить
воинам разделиться на две части и подождать нападающих, укрывшись с одной
стороны — за конюшней, с другой — за высокой сапеткой-амбаром, а потом, когда
шогенуковские всадники влетят во двор, неожиданно броситься на них с двух сто-
рон сразу. Хорошо бы еще отдать все луки — их имели четыре джигита — тем пар-
ням, у которых нет лошадей, да послать эту «пехоту» с большим запасом стрел на
крышу дома. Табунщик грустно усмехнулся своим мыслям: крепкий ляпc (мясной
отвар, бульон) варится в твоем закопченном котле, пшикеу, вот только никто не
согласится его отведать. Слыханное ли дело, чтобы воинственные петухи учились
драться у селезня криволапого? Прятаться от врага за какой-то конюшней? Толь-
ко женщин смешить! Лезть на крышу? Греться у трубы вместе с кошками и ши-
петь сверху, когда настоящие мужчины делом будут заняты? Слишком, говоришь,