много врагов? «Мужчина не спрашивает, сколько врагов, а спрашивает, где они».
Вот так, старый ты мерин Адешем, обычно и дерутся уорки храбро, отчаянно, но
бестолково и глупо, кто во что горазд. Конечно же, все они погибнут и, наверное,
знают об этом. Однако никто не осмелится сейчас высказать мало-мальски здра-
вое слово: предложить такой способ драки, при котором можно и отразить напа-
дение и сохранить хотя бы половину жизней. Надменная мужская гордость не вы-
носит подозрения в трусости; да что там в трусости — в простой осторожности! Та-
кое подозрение хуже смерти, а к смерти вообще надлежит относиться с небрежной
презрительностью.
Так что помолчи, Адешем, и лучше соберись с последними силами: ведь ты
тоже не захочешь остаться в стороне от этого нового бессмысленного побоища...
Наступившие сумерки пришли вместе с холодным ветром из-за реки, пер-
вым по-настоящему осенним ветром, который уже нес в себе новые звуки и запа-
хи. Потянуло терпким ароматом увядающих лесов, свежестью только что выпав-
шего в горах снега; ветер доносил и еле слышную перекличку журавлиной стаи,
невидимо пролетавшей где-то в недоступной вышине; страстный гортанный рев
оленя с лесистого берега Терека — этот рев возвещал о начале осенних свадебных
битв; а вот совсем близко прошумела мягкими крыльями целая туча диких голу-
бей и опустилась за селом в поле, недавно разрешившемся от бремени обильного
урожая проса. Уж так заведено в природе — все одно к одному. Среди людей —
тоже... Все — одно к одному. И люди, собравшиеся на подворье Тузаровых, сейчас
прислушивались совсем к другим звукам. Мерный топот коней они сначала как
бы почувствовали всем своим существом, потом услышали и — почти одновре-
менно — увидели силуэты приближающихся всадников. До берега было недалеко
— расстояние одного ружейного выстрела. Кстати, у защитников тузаровского до-
ма имелось всего одно ружье и в этот вечер из него был сделан всего один вы-
стрел.
Родич старого тлекотлеша, грузный и медлительный Бот, сорокалетний
мужчина с окладистой густой бородой, только что закончил долгую процедуру за-
ряжания тяжелого русского самопальника и уложил массивный граненый ствол
на перекрестие сошек. Три всадника, скакавшие впереди, уже покрыли половину
расстояния между берегом и домом. Бот поднес тлеющий фитиль к запальному
отверстию. Раздался оглушительный грохот. Запахло порохом и горелым волосом.
Бот потрогал свою опаленную бороду и, бросив наземь громоздкое оружие, подо-
шел к своему коню.
А в это время один из всадников шогенуковского отряда все ниже и ниже
клонился набок, пока наконец не вывалился из седла. И уж так распорядилась
судьба, что человеком, поймавшим свинцовую птичку своей грудью, оказался до-
брый Идар. Он еще утром хотел отговорить пши Алигоко от его жестоких намере-
ний, но по мягкости душевной не рискнул высказать те слова, которые могли рас-
сердить князя, подпортить ему настроение. Перед смертью Идар успел подумать о
том, что теперь он вознагражден сполна за свою скромность...
А у дома Тузаровых уже началась кровавая свалка. И трудно было разо-
брать, кто нападает, а кто защищается. Падали под копыта лошадей смертельно
раненные тела, раздавались хриплые выкрики, лязг металла, конское ржание.
Бешеный Мухамед черным смерчем вертелся в гуще боя и, нанося удары направо
и налево, орал страшным голосом:
— Где Канболет?! Тузаровский щенок! Выходи, не прячься!
Медлительный Бот, бормоча угрозы в подпаленную бороду, стремился
встретиться лицом к лицу с Хатажуковым, но это ему долго не удавалось. Под уда-
рами его длинной сабли навсегда спешились еще два шогенуковца, пока он не
увидел прямо перед собой сверкающие звериной яростью огромные глаза Муха-
меда. Боту показалось, что эти жуткие глаза вдруг начали увеличиваться, расти —
вот они уже, как две желтые тыквы, как два серых мельничных жернова, вот они
закрыли собой все небо, стали угольно-черными, потом подернулись зыбким мут-
но-розовым туманом. Бот ощутил на своем лице дыхание горячего ветра и почув-
ствовал, как его грузное тело обрело легкость надутого меха и полетело куда-то
ввысь, в мелодично звенящую пустоту. Сила и быстрота оказались на стороне Му-
хамеда. И уж если его клинок прогулялся по лицу противника, бесполезно при-
глашать лекаря.
Число сражающихся стараниями Хатажукова и двух-трех искусных в своем
деле тузаровцев уменьшилось наполовину, а Канболет не появлялся.
Еще чудом оставался жив Адешем, обязанный своим везением рослому ко-
ню Шужея, который, отличаясь особой воинственностью, то и дело взвивался на
дыбы и бил чужих лошадей копытами. Неожиданно для Адешема у него снова
произошло столкновение с Хатажуковым. Шужеевский конь грудью налетел сбоку
на изящного чистокровного жеребца Мухамеда и повалил его на землю вместе с
всадником. Изрыгая страшные проклятия и отплевываясь кровью от больно при-
кушенного языка, Хатажуков вскочил на ноги. Князь не помнил себя от бешеной
ярости. Он не стал снова садиться на коня, а погнался за пролетавшим мимо ста-
риком, догнал его в три прыжка и рывком выдернул из седла, как пучок травы из
земли. Маленькая джатэ выпала из правой руки Адешема.
— Ах ты, рваный шарык! — скрежетнул зубами Мухамед. — От кого? От ка-
кого-то навоза я, князь, дважды терпел позор! — Хатажуков тряс табунщика,
словно тряпичное чучело.
— Потерпишь и в третий раз, — прошептал Адешем и плюнул князю и гла-
за.
Хатажуков взвыл в отчаянной тоске и с силой швырнул старика на землю.
Адешем откатился к плетню и затих — похоже было, что навсегда. Князь взмахнул
саблей и бросился к нему, но вдруг в его шлеме что-то гулко звякнуло, ноги под-
ломились в коленях, и он медленно опустился на землю.
Главный виновник всей пролитой сегодня крови Алигоко Вшиголовый,
верный себе, и на этот раз не утруждал себя участием в побоище. Дождавшись то-
го момента, когда тузаровцев оставалось всего пятеро, да и они должны были вот-
вот погибнуть, Шогенуков решил начать поиски панциря: молодой тлекотлеш,
скорее всего, оставил его дома. «Мухамед справится тут и без меня», — подумал
князь и, перескакивая через трупы своих и чужих людей («своих опять больше»,
— отметил он про себя), направил коня прямо к дверям хачеша. Только он спе-
шился, как двери распахнулись, и из гостиной вылетела какая-то высокая девуш-
ка. Не обращая внимания на Алигоко, она подбежала сзади к Хатажукову, подни-
мавшему в это мгновение саблю над неподвижным Адешемом, быстро подобрала
самопальник Бота, размахнулась, ухватив ружье за ствол, и со звоном обрушила
тяжелый приклад на голову князя. Затем она отшвырнула самопальник в сторону
и склонилась над стариком.
Впервые за последнее время Шогенуков, не без удовольствия наблюдавший
за посрамлением сообщника, испытал необычное чувство. Сейчас им владела не
злоба, не раздражение, не страх и вечное недовольство окружающими — сейчас
ему было радостно и почему-то приятно. Но к новому чувству примешалась, разу-
меется, и неистребимая жажда обладания тем, чего он не имел, а имели, на за-
висть ему, другие. И теперь ему захотелось увезти отсюда не только драгоценный
панцирь. Однако на первом месте был все-таки панцирь — и Шогенуков поспешил
на поиски.
Адешем открыл глаза и увидел склоненное над ним красивое женское лицо.
— Очнулся, дедушка? — услышал он ласковый голос. Адешем едва слышно
проговорил что-то непонятное.
— Что ты сказал, дедушка? Какая «арба»?