удержаться от громких восклицаний. Она, эта сталь с золотыми заклепками и зо-
лотым львиным ликом, и в самом деле обладала каким-то завораживающим свой-
ством!
Один лишь Алигот-паша не издавал ни звука. Угрюмо набычившись, он из-
редка бросал на Шогенукова злобные взгляды.
* * *
Князь Алигоко вышел из ханского шатра вспотевший, по счастливый. В ру-
ках он держал расшитый бисером кошелек с золотыми монетами, а в ушах у него
до сих пор звучало сладкой музыкой обещание хана подумать о «дальнейшем по-
ложении Алигоко-паши» (имя князя хан, как выяснилось, помнил прекрасно).
Чья-то грузная туша выплыла из темноты и загородила Шогенукову дорогу.
Он услышал хриплый, дрожащий от ярости голос Алигота:
— Где взял? Почему скрыл?!!
— От хана я не скрыл...
— Ведь мы должны были вместе... Мы еще там... эта... увидели вместе! И ха-
ну должны были поднести его вдвоем. Вдвоем!
— Или, что еще лучше, сиятельный паша сделал бы это один. Не так ли? —
Шогенуков поклонился с насмешливым смирением и быстро зашагал в темноту.
Что-то неразборчивое прошипел ему вдогонку Алигот. Князю показалось:
вшиголовый шакал.
«Ничего, ничего, — думал Шогенуков, — когда-нибудь и это тебе припом-
ним, боров пучеглазый! А пока можешь бесноваться, только гляди не лопни с на-
туги».
* * *
Перед рассветом обрушился водопадный ливень, промочивший до костей
все войско.
Река вздулась, верхушки больших валунов, еще вчера торчавшие из воды,
сегодня скрылись под мутными потоками. Не радовал и неожиданно холодный
ветер, налетавший порывами со стороны Главного хребта.
Переправлялись завоеватели медленно, с частыми задержками. Огромные
колеса телег, на три четверти утопавшие в бурой воде, застревали между камней, а
лошади, не находя достаточной опоры, не могли сдвинуть с места тяжелый груз.
Всадники легче справлялись с разбушевавшейся рекой, но их тоже сносило бы-
строе течение. Многих своенравная Малка стаскивала с брода и швыряла на глу-
бину; то и дело можно было видеть, как еще несколько человек вперемешку с ло-
шадьми, барахтаясь и захлебываясь, а то и совсем скрываясь под водой, стреми-
тельно «плывет» вниз по течению.
Десятки мажар опрокинулись, развалились на части: тонули и кони, если
кто-то не успевал обрезать постромки.
Крымцы тащили с собой тяжеленную пушку в упряжке из шести лошадей —
это был подарок какого-то из султанов какому-то из ханов. Толку от пушки в та-
кой войне никакого: Каплан, видно, решил взять ее для пущего устрашения про-
тивника и придания дополнительного веса своей царственной особе.
Когда переправилась большая половина войска, а было это уже после по-
лудня, переправили и луноподоб-ного с его свитой. Повозку, устланную войлока-
ми и коврами, тоже тянули, как и пушку, шесть лошадей, да еще восемь здоровен-
ных нукеров помогали проворачивать колеса. Хан громко икал, содрогаясь всем
телом.
На том берегу орда поднималась вверх по склону и занимала обширное без-
лесное плато на той самой горе, чей ближний к реке скат написал обрывистыми
уступами над малкинской долиной.
Противоположный от реки край плато полого спускался к дремучему лес-
ному массиву.
К вечеру на правый берег Малки перешло уже все войско...
ХАБАР ШЕСТНАДЦАТЫЙ,
предостерегающий тех, кто забывает
о метком высказывании кабардинских крестьян,
заметивших, что «бугорок, насыпанный кротом,
арбу опрокидывает»
Маленький Тутук, его громоздкий приятель Шот и еще два человека сидели
в густом подлеске у нижнего края плато и наблюдали, как на верхней половине
чуть покатого склона накапливалось крымское войско. Старший среди четверки,
бывалый шестидесятилетний муж со шрамами на обветренно-багровом лице и
чуть сдвинутой набок переносицей, имел круглый деревянный шит с набитыми на
его поверхности железными пластинами, русский стрелецкий бердыш и шлем на
голове. Все наступательное и оборонительное оружие старого витязя было «по
возрасту» значительно старше не только его самого, но, наверное, и его дедушки.
Безусый юноша, внучатый племянник почтенного воина, располагал короткой
пикой с остро отточенным наконечником. У Тутука — большой боевой лук и сабля.
Шот выбрал самое подходящее для себя оружие: огромную дубину с круглым
утолщением на конце, утыканном металлическими шипами.
На горе становилось, как отметил Шот, гораздо оживленнее, чем когда-
либо это видели здешние чабаны.
— А они все идут, идут, идут, — сказал Шот, — ну как бесконечные овечьи
отары во время перегона.
— Только не бывает таких зубастых овец, — мрачно проворчал матерый во-
яка.
— Очень много, очень, — сокрушенно покачивал головой Шот. — Побьют
они нас.
Тутук насмешливо фыркнул:
— А ты, мой мальчик, не дойдя до брода, рубаху не задирай!
Старый джигит обвел молодых соратников снисходительным взглядом.
— Ваши мамаши еще вас всех и рожать не думали, когда мы с удалым Кас-
пулатом, сыном Муцала и внуком Сунчалея, били этих татар. Били на реке Тэн
(кабардинское название Дона), били в степях тургутских (кабардинцы называли
калмыков тургутами), где целый день скачи — не увидишь ни деревца, схваты-
вались с татарами, да и турками тоже у стен Азова и на великой украинской реке.
И всегда почему-то крымцев оказывалось больше, чем нас, но мы их все равно
расклевывали, как ястребы куропаток, и славу себе добывали немаловажную.
Каспулат, бедный, любил меня — и за то, что мое имя Сунчалей (как у его деда), и
за то, что привелось мне разок-другой немножечко отличиться в кое-каких руко-
пашных стычках. Да-а... А вот этих, — он небрежно кивнул в сторону врагов, — на-
до было у переправы встречать. Там они не смогли бы действовать излюбленной
повадкой — разворачиваться широкой лавиной и напирать всем скопищем. Ведь
только в открытом и ровном поле сильна их конница. Да-а... На берегу, на узком
берегу, клянусь железными ногами Тлепша, мы должны были на них напасть!
— Верно говоришь, Сунчалей! — согласился Шот. — Мы бы там слегка по-
разбавили Балк красной краской. Жаль, не успели встретить вовремя. Кургоко си-
дит сейчас в лесу вне себя от возмущения: некоторые наши князья не слишком
спешили на его зов и дружины привели не слишком многочисленные.
— А кое-кто с охотой покорился бы хану! — вдруг вставил слово безусый па-
ренек.
Сунчалей удивленно вскинул седые дремучие брови:
— Эге! Наша юная курочка запела — быть беде! На этот раз ладно, Бишка,
прощаю твой невоздержанный язык. — Он обратился к Шоту и Тутуку:
— От волнения у него это. Первый раз в битву. А вообще он сказал правиль-
но, хотя и должен был помалкивать, пока не спросили...
Некоторое время не только Бишка, но и все остальные молчали, глядя в
сторону татарского становища.
Косматый серый войлок дождевых туч висел над горами, упрятывая в своей
толще наиболее выдающиеся вершины. Ветра не было, но зябкая сырая промозг-
лость добиралась до костей. Четверке джигитов казалось, что весь мир объят суро-
вым, тоскливо-безысходным раздумьем, словно века покатились вспять — к той
далекой древности, когда злонравный бог Пако лишил нартов огня и приковал к
скалистому утесу в снегах Ошхамахо доблестного и мудрого Насрёра, хотевшего