рил голосом усталого отчаявшегося человека:
— Может, им, язычникам твердолобым, жить осталось всего одну ночь, а
они… а они, шайтан знает, о чем они думают!
* * *
О предстоящем смертельном побоище больше всех, конечно, думал Кургоко
Хатажуков.
Он мучительно искал верное решение, как лучше распорядиться ограни-
ченными своими силами, но ничего путного в голову не приходило. Если на рас-
свете напасть первыми, ошеломить неожиданной атакой и затем быстро отсту-
пить... Нет, не годится. Кабардинцы, увлеченные горячкой боя, даже не услышат,
не захотят услышать команду об отступлении. У них свои понятия о воинской
доблести. Вместо того чтобы урвать победные цветы кратковременного внезапно-
го натиска и с благоразумной поспешностью скрыться в лесу, ожидая нового
удобного случая, храбрые джигиты в погоне за новыми цветами полезут дальше и
увязнут в глубоком болоте численного превосходства крымцев. Выжидать? Бро-
саться из засад? Совсем не годится. Так не задержишь татар. Они могут успеть пе-
рехватить беженцев, закупорить проходы в ущелья, как сосуды затычками. Кроме
того, и это самое худшее, Кургоко, действуя одним пальцем, не будет знать, что
делают остальные девять...
Сейчас вокруг него собрались именитые князья и тлекотлеши, ждут курго-
ковского слова, сами пока ничего не предлагают. Издали на Хатажукова посмат-
ривает веселыми пытливыми глазами Ханаф — хорошо запомнил Кургоко этого
славного человека! А вот возвращаются с опушки леса земляки и, можно сказать,
верноподданные князя — добродушный бугай Шот и Тутук, лихой парнишка, ко-
торый вполне мог оказаться сильнейшим на недавних игрищах и заполучить ве-
ликолепный панцирь, будь у него соперник послабее; чем Кубати. (Сын тут же
стоит поодаль, скромно прячась за спинами Тузарова и Казанокова.)
Кургоко встал со ствола поваленного дерева — сидел на нем долго и в не-
удобном положении, пока не заныла поясница, — оправил черкеску. Князья и
тлекотлеши насторожились, подались вперед.
— Эй, сосед! — Хатажуков окликнул Шота. — Что вы там с приятелем виде-
ли интересного?
Польщенный тлхукотль с удовлетворением хмыкнул и остановился.
— Крымцев там кишит, как пчел в ульях после заката солнца. Наша добрая
Псыхогуаша сыграла с ними неприятную шутку: из-за ливня, а потом купания по-
головного в холодном Балке татары лишились сухого топлива и устраиваются на
ночлег без огня, мокрыми. Жаль, чихают не все разом и не в одну сторону, а то
сдули бы с обрыва шатры хана и его пашей, чтоб трясучка ихние кишки узлами
завязала!
— Твое желание, Шот, конечно, благородное, — со сдержанным смешком
сказал Кургоко, — но завтра нам придется все же надеяться только и только на
свое мужество.
— А почему не сегодня? — спросил Арзамас Акартов. Князь отрицательно
покачал головой:
— Скоро будет совсем темно...
Джабаги, Канболет, Кубати о чем-то оживленно пошептались, затем Каза-
ноков быстро подошел к князю:
— А в самом деле — почему не сегодня? И чем темнее, тем лучше! Здесь этот
парень, — Джабаги кивнул па Шота, — своими ульями и пчелами напомнил того
горящего козленка, который прыгал, по пасеке. И вот кое-кому пришла в голову
мысль: а если козленок не один и если вообще не козлята...
Кургоко поднял руку:
— Не продолжай. Я всё понял! Шот! Я поручаю тебе взять людей, сколько
нужно, согнать к закраине леса всех ослов и привязать па спину каждого по хоро-
шей охапке сена. Думаю, у нас наберется, хотя бы сотни три этих животных.
— Я тоже все понял, мой князь! — радостно взревел Шот. — А три сотни ос-
лов наберется, даже если считать ослами только тех, у кого четыре копыта и
длинные уши! — с громким хохотом он помчался исполнять приказание.
— А вы поняли? — обратился Хатажуков к окружающим.
Князь Ислам-бек Мисостов, сторонник союза с крымцами, кисло осклабил-
ся:
— Вместо нас воевать будут ослы? Разве это украшает адыгов?
— Не слыхал я, чтоб наши предки ишаков себе на помощь призывали, —
озадаченно пробормотал Карабин-Кара.
Джабаги улыбнулся старику:
— Не зови прошлое, тхамада Кара! Новые поколения всегда взгромождают-
ся на плечи предков и видят дальше, чем они.
— А ты, Мисост-паша, — усмехнулся Кургоко, — не беспокойся. Работы и
нам хватит. Слушайте все внимательно и запоминайте. С наступлением темноты
пешие ратники погонят ослов прямо на становище татар, вблизи которого одно-
временно подожгут сено. Это будет сигналом для всадников. Наша конница вру-
бится в ханский стан вместе с пешими, когда ослы начнут метаться среди врагов.
Отступать им будет некуда — посыплются с кручи, как мусор с высокого порога.
— Вот оно что! — с воодушевлением закричал Султан-Али Абашев. — Нале-
тим, как совы на мышей! — он выхватил сверкающий клинок и со свистом рассек
им воздух.
Не так пылко, но тоже очень одобрительно отнеслись к затее князя-
правителя Ислам Мусаев, Арслан Катуков, Татаркан Мурзаев, балкарский таубий
Гапалау Балкаруков — они сразу поспешили к своим лошадям и дружинникам,
чтобы готовиться к сражению.
Кургоко положил руку на плечо Джабаги:
— Да-а... Хорошо работают «кое-какие» головы!
— Очень хорошо, — серьезно, без улыбки ответил Казаноков. — Но если ты
имеешь в виду мою голову, дорогой Кургоко, то на этот раз ошибаешься. Сейчас я
тебе пока ничего не скажу. Не-е, не спрашивай...
* * *
Более трехсот спокойных, безучастных к интересам людей осликов, навью-
ченных вязанками сена, были построены, как солдаты, в один ряд на границе леса
и пастбищного плато. Сюда вплотную придвинулось все войско: впереди — пешие,
позади — конные. О замысле ночной атаки знали все.
— Ну, серенький, — сказал Ханаф своему любимцу, — тебе предоставляется
честь совершить такой подвиг, о каком твоя ослиная башка в жизни никогда не
мечтала!
В темноте с обеих сторон сдавленно захихикали, а Ханаф притворно вздох-
нул:
— Завидую тебе, дружок. Возможно, ты узришь самого Каплан-Гирея и удо-
стоишься чести согреть его своим теплом!
Смех стал погромче.
— Да тише вы! — послышался из задних рядов чей-то начальственный ок-
рик.
Кто-то рядом с Ханафом заговорил вполголоса:
— Сейчас, наверное, начнем. Совсем темно стало. Как в котле, накрытом
крышкой. Даже ни одной звезды не видно. И татары угомонились...
— Вот так же было темно, — это уже другой голос, по-старчески дребезжа-
щий, — когда стояли мы ночью на крутосклонном берегу Псыжа и...
...И о том, что же все-таки произошло на упомянутом крутосклонном бере-
гу, ветерану досказать не удалось.
— - Пошли! Пошли!! Пошли!!! — пронеслась резкая команда из конца в ко-
нец «ишачьего ряда», и, подгоняемые ударами плетей и кинжальными укольчи-
ками, взволнованные животные резво затрусили вперед, сотрясая ночной воздух
обиженным ревом.
Когда до неприятельского лагеря оставалось не более сотни шагов, позади
грохнул сигнальный выстрел — и каждый «погонщик» на бегу сунул тлеющий
трут в сено. Триста движущихся костров вспыхнули почти одновременно. Не-
сколько мгновений — и обезумевшие от ужаса лопоухие трудяги оказались в гуще
татар с их повозками, походным скарбом и громадным количеством лошадей.
Сравнение с потревоженным пчелиным роем было бы слишком бледным.
Отчаянные вопли крымцев, надсадный ослиный рев, гулкий топот десятков тысяч
копыт и пронзительное ржание коней — от всего этого, казалось, небо не выдер-