жит и рухнет на землю. Кабардинское ополчение еще не успело добраться до вра-
гов, а среди тех уже были тысячи задавленных насмерть и покалеченных. Боевые
кличи кабардинцев тонули в разноголосом гаме татар; звона металла не было
слышно, хотя все восемь тысяч ополченцев уже вступили в битву.
Каждый понимал: надо успеть нанести крымцам как можно больший урон,
пока еще горит сено, но вот кто-то догадался и поджег одну мажару, в другом мес-
те запылала другая, затем третья... Стало светлее, несмотря на то, что многие ос-
лики, из самых догадливых, когда их спины припекло по-настоящему, начади ка-
таться по земле и гасить пламя. Остальные животные неслись напролом к даль-
нему краю становища, как бы подталкивая перед собой лавину лошадей и людей,
все уплотняющуюся по пути к пропасти. Напор живой лавины был так силен, что
целые сотни татар, будто сметаемые гигантской метлой, сыпались с сорокасажен-
ного обрыва вниз, к реке. Обреченные, они упирались, рубили саблями своих же
людей, на которых давили задние ряды, лучники осыпали эти ряды ливнем стрел,
но попробуйте сдержать горный обвал!
Неподалеку от ханского шатра в первый и последний раз с ужасающим гро-
хотом рявкнула татарская пушка, причинившая вред лишь своим хозяевам. Неза-
дачливые пушкари переусердствовали, начинив се слишком большим зарядом
пороха: литой чугунный ствол разорвался в куски и несколько человек было убито
и ранено. Переполох усилился.
— Зажигайте повозки! — хрипло кричал Кургоко, размахивая окровавлен-
ной саблей. — Жгите мажары!
И увидел князь пронесшегося по полю битвы Шота с факелом в одной руке
и своей неимоверной дубиной в другой, увидел, как занялась дымным пламенем
еще одна повозка. Пробежал мимо князя и какой-то странный бородач с длинны-
ми космами русых волос на непокрытой голове: он гнался за двумя татарами, ут-
робно гогоча и выкрикивая русские ругательства. Те обернулись и с яростью стали
отбиваться, короткими кривыми клычами от его тяжелого клинка.
Сбоку выскочил одноглазый всадник:
— Держись, Жарыча! — рявкнул он и рубанул саблей одного из татар.
«Где же Кубати? — думал Кургоко, пробиваясь к центру побоища. — Не
видно и Казанокова...»
А Кубати еще в самом начале ворвался в центр лагеря, где удалось уцелеть и
не оказаться вовлеченными в бешеный поток бегущих животных и людей, пре-
вратившихся в беспорядочное стадо, еще множеству завоевателей. После того как
схлынула убийственная лавина, они опомнились и взялись за оружие, инстинк-
тивно теснясь к пятнам света вокруг горящих мажар. Некоторые из них ухитри-
лись даже поймать коней и вскочить в седла.
Кубати дрался одновременно с двумя всадниками да еще двое пеших наска-
кивали с боков, пытаясь достать его вороного остриями сабель. Один из них по-
добрался слишком близко — тут же получил молниеносный колющий тычок в
горло, тоненько всхлипнул и упал.
Вороной грудью столкнулся с конем широкоплечего молодого татарина, ру-
банувшего изо всех сил тяжелым ятаганом. Кубати отразил удар, уклонился от
сабли второго всадника и, в свою очередь, успел раскроить плечо этому второму,
который завизжал, как женщина, нечаянно наступившая на лягушку, и свалился с
коня. Однако с первым всадником было справиться непросто. Он искусно владел и
конем и клинком. К тому же мужество отчаяния придавало ему силы, Да помогал
назойливый пеший ратник, не оставлявший надежду спешить Кубати. Впрочем,
от притязаний последнего избавила нашего героя пика безусого Бишки, появив-
шегося здесь вместе с двоюродным дедом.
— Молодец, мальчишка, клянусь железными ногами Тлепша! — орал ста-
рый вояка. — Только не горячись, гляди в оба! Вон выплывают новые рожи из
темноты!
И Сунчалей с Бишкой бросились вперед, давая возможность Кубати без по-
мех завершить поединок. Татарин орудовал ятаганом ловко и мощно. Клинок Ку-
бати был вдвое легче, и юноше приходилось применять все свое умение, чтобы
сабля не сломалась под сильными рубящими ударами. Он мягко пружинил ки-
стью, и, подставляя под ятаган лезвие клинка, в последний момент еле уловимым
движением поддавал его вниз и чуть в сторону. Кубати все время старался теснить
соперника конем, пока не прижал его почти вплотную к горящей повозке.
— Да это Бати! — вдруг крикнул, задыхаясь, татарин. — Вот собака!
— Ага! Соученик! — тоже узнал бахчисарайского знакомца Кубати. — Как
поживаешь, Осман?
— Как надо, так и поживаю, а тебе жить больше не придется! — он сделал
резкий выпад, но не достал Кубати.
— Нет, я еще поживу, — юноша ринулся в атаку. — А тебе нельзя задержи-
ваться в этом мире. Слишком хороший у тебя был учитель, — удар, — и ты, доро-
гой Осман, — звон стали, — теперь очень, — свист клинка, — очень опасен!
— Так получи же, скотина! И-и-эх!
— Возвращаю тебе! На! На!!
Осман уже выдохся, пот заливал его глаза. Где-то он чуть-чуть опоздал — и
сабля Кубати пришла в соприкосновение с его низким лбом. Еще дважды татарин
слепо махнул ятаганом и зарылся лицом в гриву лошади. Кубати хотел рубануть
еще, но увидел, что это лишнее: Осман тяжелым мешком плюхнулся на землю, а
его лошадь рванулась в сторону от полыхавшей высоким пламенем мажары.
Кубати поскакал через темную полосу склона вверх, туда, где горела целая
вереница повозок, составленных вместе наподобие ограды. Земля под копытами
вороного почти сплошь была усеяна телами мертвых и раненых людей. «Где же
Канболет? — думал он. — И Куанча не видно...»
А Куанч лежал в это время, придавленный своим убитым конем. Только что
он летел вперед, напролом, упоенный азартом битвы, ощущая в себе могучую бес-
конечную силу и не ведая, что такое страх, но как назло две шальные стрелы при-
летели откуда-то из темноты: одна глубоко вонзилась в шею коня, а наконечник
другой вспорол кожу на голове Куанча. И он лежал теперь в полубреду-
полусознании, и не было у него сил подняться...
Канболет бился у вереницы горящих повозок. Здесь татарам отступать было
некуда и они дрались, как затравленные волки, прижатые к огненной стене плот-
ными рядами пеших и верховых кабардинских воинов.
Удары Тузарова — молниеносные, но расчетливые — были страшны и почти
все достигали цели. После него в гуще врагов оставался проход, словно он прору-
бался сквозь заросли терновника. Вслед за Канболетом продвигался Джабаги,
стремившийся занять место бок о бок с другом. Тузаров краешком глаза замечал
это и не давал увлекшемуся Джабаги совать в пекло его драгоценную голову.
«Хоть бы он получил, что ли, небольшую царапину, — с беспокойством подумал
Канболет, — тогда я приказал бы своим людям силой оттащить Казанокова в
безопасное место».
Справа слышались возбужденно-радостные петушиные крики Карабин-
Кары:
— Бей! У-о, адыги, бей!!. — и даже запел от избытка чувств:
— О-о-ри-ра, уо-ри-ра-а-а!
Старый боевой петух вдруг обмяк и склонился к шее коня. Тотчас пара
всадников пристроилась с боков и повлекла своего предводителя в сторону леса.
Кара еще вскинул на прощание голову и, больше интересуясь ходом битвы, неже-
ли глубокой колотой раной в бедре, весело завопил:
— Так их, дети! Бей! Смотри, как тузаровский малыш усердно трудится!
Учись у него!
Слева от Канболета успешно действовал Тутук. Легкий и проворный, он
вертелся среди татар, как балкарский хайнух (волчок из коровьего рога) на льду.
За клинком его сабли невозможно было уследить, лишь мелькали алые отблески