— Наш всеясный, да хранит его аллах, смутил мою душу, — сказал я после некоторого раздумья. — Ведь у него есть сын, а кроме того, найдется несколько воителей постарше и поопытнее меня.
Туманбей досадливо махнул рукой:
— В голове моего сына — одни кобылы — и четырехногие и двуногие. Может, у него и появится со временем государственная мудрость, но командовать войском он никогда не сможет. А эти твои старшие… почти все они погрязли в роскоши, развлечениях да в мелочном петушином соперничестве. Нет, решено! И я объявлю о своем решении, когда ты вернешься… Денег не забудь с собой взять. Сейчас позову казначея… А, обойдешься своими? Это хорошо. Ведь наша казна, сам знаешь… Побольше тогда возьми. Придется иметь дело со священниками. Они, конечно, святые люди, но на звон золота откликаются быстрее, чем на призыв муэдзина, да простит мне аллах! Ну, ладно, бери панцирь и иди. Устал я… Отправляйся сегодня же, после вечернего намаза…
Сборы не заняли много времени. Еще не успели сгуститься вечерние сумерки, как мы с Тузаром в сопровождении десяти хорошо вооруженных всадников уже скакали и ту сторону, в которую во время молитв обращались наши взоры.
Ночь, день, еще одна ночь и один день, и плодородная долина мутного Нила осталась позади. Теперь наш путь пролегал по пустынным местам, где могли встретиться лишь редкие стоянки кочевников-бедуинов да шайки степных пиратов, состоящие из беглых рабов, дезертиров и прочего отребья всех цветов кожи; пестрота их одежд спорила с пестротой вероисповеданий. Однако мы не были трусливыми купцами или заурядными паломниками (кстати, последние и не носят с собой денег). Мои бесстрашные и прекрасно обученные витязи могли не бояться шайки презренных воров и грабителей, дaже если бы она состояла из сотни головорезов.
Через несколько дневных переходов мы вышли к берегу Красного моря, узкой полосой вклинивающегося между берегами Африки и аравийской землей, родиной пророка. В течение последующих недель наша дорога то удалялась от морского побережья, то вновь проходила по береговой кромке. Неприятно теплой соленой водой мы иногда смывали с себя желтую дорожную пыль, но это ненадолго приносило облегчение. Вода в Красном море не то, что в Ахыне: она так сильно насыщена солью, что при высыхании оставляет на теле белесый налет, раздражающий кожу. Прибавьте сюда яростные лучи солнца — в начале весны почти такие же жгучие, как и летом, прибавьте сюда душный ветер хамсин, несущий в течение пятидесяти дней во время разлива Нила тучи мельчайшею песка и пыли из южных краев страны, и вы поймете, что значит путешествие по бесконечным просторам Египта. В редких скудных колодцах вода накапливается медленно, ее едва хватает, чтобы напоить лошадей. Слава аллаху, арабские кони мало потеют и хорошо переносят жажду.
Мы торопились и потому позволяли себе отдых лишь между полуденным и вечерним намазом — в самое жаркое время суток. И еще наши лошади получали небольшую передышку перед рассветом.
Из Каира мы выезжали в новолуние. И вот через день после рождения нового лунного ятагана наши кони без всяких понуканий вдруг ускорили свою прыть и к ночи примчали нас к воротам шумного и грязного караван-сарая.
И ночью это заведение хитроумного и неопрятного араба, бессовестно обирающего путников, не успокаивалось, жило своей суматошной жизнью. Храпели, валяясь у костров, только стражники, призванные наводить ужас на пиратов пустыни. Купцы проверяли тюки с товарами, их слуги и охранники возились с мулами и верблюдами; матросы, занимающиеся перевозом путешественников в Джидду — на другой берег моря, играли, несмотря на религиозный запрет, в кости и громко бранились; вокруг булькающих котлов и шипящих жаровен крутились завшивевшие дервиши: их лица были отмечены печатью святости и благочестия.
Верблюжий помет, отбросы пищи, зловонные помои, тучи надоедливых мух, едкий кизячий дым, крики людей, рев ишаков — и за все это надо еще и платить звонкой монетой, если хочешь дать отдых лошади, съесть, наконец, кусок свежей козлятины и провести ночь под крышей. Без особого труда, но с помощью двойной платы, нам с Тузаром удалось попасть на единственное судно, стоявшее в это время в бухте. Хозяин — опытный мореход из Кувейта — соглашался взять на борт только двух лошадей, и я решил оставить свою свиту в караван-сарае — на этом берегу. Ведь от Джидды до Мекки — всего один переход для опытного наездника: мы с Тузаром должны были скоро вернуться. Ведь и корабль пересекал узкое море не больше чем за два дня.