Выбрать главу

— Ах ты, рваный шарык! — скрежетнул зубами Мухамед. — От кого? От какого-то навоза я, князь, дважды терпел позор! — Хатажуков тряс табунщика, словно тряпичное чучело.

— Потерпишь и в третий раз, — прошептал Адешем и плюнул князю и глаза.

Хатажуков взвыл в отчаянной тоске и с силой швырнул старика на землю.

Адешем откатился к плетню и затих — похоже было, что навсегда. Князь взмахнул саблей и бросился к нему, но вдруг в его шлеме что-то гулко звякнуло, ноги подломились в коленях, и он медленно опустился на землю.

Главный виновник всей пролитой сегодня крови Алигоко Вшиголовый, верный себе, и на этот раз не утруждал себя участием в побоище. Дождавшись того момента, когда тузаровцев оставалось всего пятеро, да и они должны были вот-вот погибнуть, Шогенуков решил начать поиски панциря: молодой тлекотлеш, скорее всего, оставил его дома. «Мухамед справится тут и без меня», — подумал князь и, перескакивая через трупы своих и чужих людей («своих опять больше», — отметил он про себя), направил коня прямо к дверям хачеша. Только он спешился, как двери распахнулись, и из гостиной вылетела какая-то высокая девушка. Не обращая внимания на Алигоко, она подбежала сзади к Хатажукову, поднимавшему в это мгновение саблю над неподвижным Адешемом, быстро подобрала самопальник Бота, размахнулась, ухватив ружье за ствол, и со звоном обрушила тяжелый приклад на голову князя. Затем она отшвырнула самопальник в сторону и склонилась над стариком.

Впервые за последнее время Шогенуков, не без удовольствия наблюдавший за посрамлением сообщника, испытал необычное чувство. Сейчас им владела не злоба, не раздражение, не страх и вечное недовольство окружающими — сейчас ему было радостно и почему-то приятно. Но к новому чувству примешалась, разумеется, и неистребимая жажда обладания тем, чего он не имел, а имели, на зависть ему, другие. И теперь ему захотелось увезти отсюда не только драгоценный панцирь. Однако на первом месте был все-таки панцирь — и Шогенуков поспешил на поиски.

Адешем открыл глаза и увидел склоненное над ним красивое женское лицо.

— Очнулся, дедушка? — услышал он ласковый голос. Адешем едва слышно проговорил что-то непонятное.

— Что ты сказал, дедушка? Какая «арба»?

— Арба, говорю, все-таки перевернулась. И виноват во всем я.

— В чем ты виноват?

— Это кто тут со мной? А-а, Нальжан!

— Да, да, это я! Узнал?

— Узнал, — вздохнул старик. — Вот видишь, Нальжан, и маленькая птичка стала причиной снежного обвала…

— При чем здесь какая-то птичка?

— Это я — птичка.

— Оттащить бы тебя отсюда…

— Постой, Нальжан, наклонись пониже, — строго сказал Адешем, — о новом хозяйском панцире знаешь?

— А кто о нем не знает?

— Можно подумать, что Каральби каждую свою новость торопится поскорей сообщить всем женщинам, — усмехнулся старик.

— Нам не надо сообщать, — обиделась Нальжан, — мы и так все узнаем.

— Где лежит панцирь, тебе известно?

— А как же иначе? Разве не я слежу за порядком в доме?

— Значит, в доме… Найдет его шакал вшиголовый, найдет…

— Да о чем мы с тобой болтаем, старый ты ребенок! — возмутилась Нальжан. — Тут бойня кругом, наши почти все убиты… Ты встать можешь?

— По мне как будто конница проскакала, шевельнуться не могу…

Нальжан громко заплакала. Взяв Адешема под мышки, она поволокла его к амбару.

Острая боль вдруг пронзила спину старика и отозвалась в груди. Черная завеса упала на его лицо, и больше он ничего не чувствовал.

…Мухамед Хатажуков с трудом приподнялся на четвереньки и сел, мотая головой. А в голове будто шумел водопад и стучали копыта девяти лошадей.

— Что это было? — сердито прохрипел князь и снял шлем, на котором оказалась небольшая овальная вмятина. — Камень упал с неба?

Хатажуков встал на ноги и огляделся. Силы быстро возвращались к нему, он снова был готов к бою, но схватка уже закончилась.

— Эй, зажгите факелы! — крикнул Мухамед. — Не видно ни шайтана, совсем темно стало!

Мертвыми телами завален весь двор. Тузаровские люди перебиты все до одного. От нападающих осталось меньше половины.

Мухамед вырвал факел у одного из своих всадников и поджег плетневую ограду («будет посветлее»): сухие ореховые прутья загорелись ярким пламенем.