— Не думай, милый земляк, что крымские татары, хоть они все поголовно и мусульмане, только и делают, что возносят молитвы аллаху, творят добрые дела и ведут благочестивые беседы. Они такие же люди, как и мы, только большинство из них развращено военачальниками и муллами — да, да, муллами тоже, и хотят, чтобы работали, накапливали им богатства другие люди, другие народы. Разве они не грабят адыгов? Разве мало в крымской пли турецкой неволе наших мужчин и женщин?
— Но зато ведь они несут в наши края высокий свет ислама! Когда мусульманство будет принято всем народом, то многое переменится к лучшему.
Болет покачал головой и ничего не сказал. Адильджери стал понемногу горячиться:
— Но как можно терпеть, когда еще добрая половина наших чувячников продолжает упорствовать в неверии!
— Человеку бывает нелегко отказаться от старых привычек.
— Так надо его заставить!.. — Адильджери с силон ударил кулаком по своему колену и чуть-чуть покривился от боли. — Заставить! Заставить!!!
— Нет, нельзя. Коран не позволяет.
— Как… не позволяет?.. — упавшим голосом спросил Адильджери. — Конечно, я пока еще не обучен грамоте и сам не читаю священную книгу, но многое из того, что в ней написано, я знаю. Знаю со слов двух-трех татарских мулл. Один мулла даже был гостем в моем доме почти целую зиму и каждый день учил меня молитвам…
— И сам при этом не показал себя большим знатоком Корана, — подхватил Болет. — Думаю, что так оно и было, дорогой мой еджаг. Ведь и среди мулл немало напыщенных невежд. Я не хаджи, но книгу мусульман читал внимательно. Правда, не на арабском, а на турецком языке. И хорошо помню оттуда вот такой аят: «Как могла бы уверовать хоть одна душа, если бы на это не было соизволения от аллаха?» Вот что сказано в сотом аяте из десятой суры — я легко запомнил эти числа: они прямые и острые, как стрелы.
Адильджери молчал.
— Могу привести еще одно место из Корана, — спокойно гудел своим рокочущим басом Болет. — Вот слушай: «Если было бы угодно нам, мы каждой душе дали бы направление пути ее…» Правильно, Бати? — вдруг обратился он к юноше.
Бати густо покраснел и кивнул головой.
Адильджери оторопело воззрился на парня.
Болет, казалось, не замечая его удивления, сказал пареньку:
— Лошадь нашего старшего, наверное, уже остыла, пойди напои ее.
Когда Бати отошел, он объяснил:
— Мальчишка учился в турецком медресе, знает книгу наизусть.
— О, аллах! — с завистливым восхищением вздохнул Адильджери. — Но мне все-таки непонятно одно, Болет: как можешь ты, такой знающий, да еще и не простого рода, я это вижу по твоей одежде и оружию, — и вдруг защищать язычников!
— Я людей защищаю. Тех самых, кто кормит и одевает самих себя да еще и толпу дармоедов из «не простого рода».
— Постой, постой! — рыжая борода Адильджери мелко затряслась от гнева.
— Ты называешь дармоедами тех, кто наверху?
— Да, кто наверху. Как пена в кипящем котле. Только давай не будем волноваться. Ведь и спорить можно спокойно.
Адильджери помрачнел еще больше:
— Не понравились бы твои слова князю, у которого состою я в свите.
— Какому князю?
— Хатажукову Кургоко.
— А-а-а… — задумчиво протянул Болет.
Он долго молчал, затем, будто решившись на какой-то ответственный шаг, медленно проговорил:
— А теперь я скажу слова, которые твоему князю, наверное, понравятся: сын Кургоко не утонул семь лет назад в Тэрче, он жив и здоров.
Адильджери вскочил на ноги: по его лицу было видно, что он хочет, мучительно хочет знать подробности, что его терзают сейчас десятки вопросов, готовых сорваться с языка, но Болет предостерегающе поднял руку.
— Больше — ни слова! — сказал решительно, а потом добавил:
— Еще не время, — он встал и сделал Бати какой-то знак рукой.
Бати исчез в лесной чаще. Скоро в лесу раздалось приглушенное конское ржание, лошадь Адильджери взволнованно ответила на него. Но вот Бати появился снова — он вел под уздцы великолепного коня — хоару, буланого с черной гривой, черной полосой на спине и черным хвостом.
Адильджери посмотрел на коня, тяжело вздохнул и стал прощаться. В это время со стороны лесной опушки, где проходила дорога, донесся неясный шум, какие-то крики, разноголосое пение.
Адильджери, Болет и Бати, который прибрал остатки пиршества и приторочил к седлу туго скатанную бурку, вышли на дорогу. Навстречу им двигалась радостно возбужденная толпа крестьян, то ли гоня перед собой, то ли сопровождая большую черную корову без единого светлого пятнышка на лоснящейся шкуре.