Алигот-паша? Все равно не сегодня, так завтра начнется война с крымскими татарами. Это уже Канболету известно доподлинно…
А сегодня закончено воспитание Кубати, хорошего мальчугана, из которого получится, уже получился честный и умный, добрый и отважный кабардинец. Да, да, любезный мой Тузаров, ты можешь гордиться этим парнем. Так почему же ты грустишь?..
Емуз встретил Канболета и Кубати у ворот, развел руками и многозначительно хмыкнул:
— С удачной охотой, друзья! Вижу, вам попалась дичь крымского происхождения.
Куанч выбежал из-за дома и чуть не упал от изумления.
— Хорошо? Ладно? — подмигнул ему Кубати. Нальжан с тревогой покачала головой, хотя видно было по всему, что она радуется.
Сана выглянула из дверей женской половины, встретилась взглядом с Кубати и опустила глаза.
— Заходи, заходи в дом, брат мой Канболет, — чуть торопливо сказал Емуз. — У нас сегодня гость…
Канболет вошел и слегка запнулся у порога: навстречу ему поднялся тот самый молодой человек в черной черкеске, с которым они плыли на одном судне из Крыма.
— Твое имя я уже знаю, достойный сын Каральби Тузарова, — тихо произнес молодой человек. — Знаю и нелегкие пути твоей жизни. А меня зовут Джабаги Казаноков…
— Тем лучше, — улыбнулся Канболет. — Значит, мне придется поменьше говорить, а побольше слушать.
О многом переговорили и тот вечер трое мужчин. Беседа спокойная, неторопливая затянулась до полуночи. Некоторое время принимал в ней участие и Кубати: Джабаги хотелось услышать именно из его уст о подробностях роковой встречи Исмаила Хатажукова с братом-убийцей и Алигоко.
— Вот кто истинный виновник всех несчастий, — сказал Джабаги. — Подстрекательский шепот Вшиголового страшней огня и кинжала.
— Я это понял слишком поздно, — угрюмо пробасил Канболет.
— Получит ли наконец этот стервятник заслуженную награду? — с негодованием спросил Емуз, обращаясь к Джабаги.
— Должен получить. Только трудно сказать, каким образом… Хоть он и не пользуется поддержкой других князей, а Хатажуков теперь, после того как я открою ему глаза, возненавидит Алигоко еще больше, — даже тогда наказать его будет непросто. Ведь Вшиголовый сейчас — первый друг ханского сераскира, этого туполобого спесивца Алигота-паши…
— Каким образом его наказать, знаю я, — недобро усмехнулся Тузаров. — Все равно Шогенуков спать спокойно не будет, пока я жив. И жирнокурдючный Алигот мечтает увидеть мою голову отдельно от туловища. А потому — да и не только потому — я должен добраться до Вшиголового раньше, чем он с помощью сераскира доберется до меня.
Джабаги Казаноков рассеянно тыкал ножом в кусок жареной оленины.
— Вот на это, милый мой Канболет, я ничего не могу тебе ответить, — сказал он. — Мое дело мирное. И мне удалось уже помирить не одну пару кровных врагов.
Тузаров посмотрел в его строгие, но затаенно-улыбчивые глаза и понимающе кивнул головой.
— А что ты не поделил с Алиготом-пашой? — спросил Джабаги.
— Почему не поделил? — засмеялся Канболет. — Дележка у нас была дважды. Первый раз в Бахчисарае, когда люди Алигота «поделили» наше с Кубати имущество, — заодно они хотели разделить на части и наши тела, — а второй раз — сегодня утром. Только «дележкой» алиготовского снаряжения и оружия двух его людей на этот раз занимались мы с Кубати. Вернул паша свой должок…
— Так вот с кого ты снимал руно! — с уважением посмотрел на Канболета Емуз. — И ты их…
— Нет, зачем? Все остались живы. Не мог я убивать пашу. Если бы он хоть дрался как мужчина. Или бы серьезно поранил моего парнишку… Но этот презренный трус оказался — хвала аллаху! — и никудышным стрелком. А ведь ружье у него было хорошее.
Емуз залпом опустошил чашу с махсымой и вытер усы ладонью.
— А я решил, что мальчик зацепился ухом за колючую ветку… — Хозяин дома немного помолчал, потом озабоченно вздохнул: — Не пустится ли теперь сераскир на новые грабежи и бесчинства?
— Пустится, — сказал Джабаги. — Только не потому, что его сегодня самого остригли. Я знаю, что крымское ханство не сегодня-завтра потребует от адыгов новую дань. Прежний ясак хотят увеличить в десятикратном размере.
— В десятикра-а-а-тном! — поразился Емуз. — Но это невозможно! Они и так довели народ до обнищания.
— Да. Невозможно. И потому… будет война, — закончил за Джабаги Тузаров. — Я ее чувствую, как собака чувствует след зверя, который опережает ее на полсотни шагов. К тому же я только что из Крыма.