Посланец султана Селима высадился в Кафе [20], а мы удачно попали на купеческий каик, идущий к адыгским берегам, и днем позже ступили на землю Тамани.
В Тамани, поразившей меня сходством своего названием с именем Туманбей, мы задержались ровно настолько, чтобы сделать необходимые покупки. На разноголосом и разноликом базаре, где встречались чеканные носы грузин, круглые лица татар, курчавые головы евреев, раскосые глаза ногайцев, а нередко и красивые, смелые, добрые лица адыгов, мы купили лошадей. Я взял за довольно дорогую цену резвого и сильного жеребца гнедой масти. Тузару достался конь подешевле, но очень рослый и выносливый. Потом в лавке у одного армянина мы приобрели сшитые в Кабарде черкески: мне черную из тонкого сукна, Тузару — погрубее, серую. Наконец мы обзавелись шапками, бурками косматого войлока и адыгской обувью: на мои ноги мы нашли красные сафьяновые чевяки [21] и ваки [22] для них, а на ноги Тузара — чевяки попроще, из черной кожи. Кроме того, всего за два бешлика [23] Тузар купил себе пару шарыков из воловьей кожи и к ним войлочные голенища.
Верные своему правилу — отдыхать по-настоящему лишь в самом конце намеченного пути, мы в тот же день решили покинуть Тамань. Знающего человека расспросили о самой малолюдной и кратчайшей дороге к берегам реки Балк и в ранних вечерних сумерках уже нахлестывали коней.
Соления мы объезжали стороной, со встречными людьми не останавливались, не заговаривали, попутных обгоняли. На ночлег с удовольствием устраивались в лесу, где все было так для нас непривычно: не жалит знойное солнце, не скрипит песок на зубах, не сушит горло горячий ветер. Поистине благодать аллаха простирается над той страной, где всегда можно насладиться упоительной свежестью воздуха, густой тенью зеленеющих лесов, прохладой кристально чистых рек. Не надо возить с собой воду, не надо искать топлива для костра и корма для лошадей — все у тебя под ногами.
Шесть дней, которые мы потратили на дорогу от Тамани до твоего дома, Шогенуко, прошли совсем не заметно. И это были самые приятные дни на всем нашем долгом пути из Каира в Мекку, из Мекки — к подножию Ошхамахо.
ХАБАР ТРЕТИЙ,
подтверждающий поговорку о том,
что можно спастись от чумы,
но погибнуть от иной, совсем пустяковой болезни
Широким теплым крылом простерлась над Мысроко гостеприимная заботливость князя Жамбота. В честь почетного гостя устраивались молодежные игрища, пиры с музыкой и пением старинных воинственных песен, долгими пересказами древних легенд о могучих богатырях — нартах.
Дважды съездили на охоту и в полной мере потешили мужественные сердца свои травлей матерого медведя и свирепого выродка лесных чащ — клыкастого вепря. Всей душой предавался Мысроко веселой этой забаве смягчались резкие черты его сурового лица, когда лежал у его ног огромный медведь, поверженный короткий прикопанной саблей-джате (в отличие от обычной, ею можно не только рубить, но и колоть, что и сделал наш герой, столкнувшись вплотную с загнанным и взбешенным зверем). Он понимающе улыбался молодому уорку, заразительно хохотавшему после близкого и знакомства с медвежьими когтями, которые только что лишили парня нижней половины правого уха. И добрели глаза Мысроко, если он видел меткий выстрел из лука, стремительный бег коня или яростный напор дикого кабана, стремящегося вырваться из кольца облавы и жаждущего пролить при этом кровь вековечных врагов лошади, собаки и человека. Шогенуко так и не узнал, кто отбил у него часть табуна, Это мог быть и старый пши Кучмазуко, и братья Тыжевы, а может, и молодцы из рода Куденетовых. Так или иначе, уже пора было отправляться в набег на чужие пастбища. Мысроко Тамби с готовностью присоединился к молодому князю. И все вышло как нельзя удачно: и погода стояла сухая, и ночь выдалась безлунная, и табун оказался большой, и, слава аллаху, не обошлось без хорошей стычки в темноте с уорками Куденетовых или Тыжевых. А может, и Кучмазуковых. Сотни четыре лошадей пригнали наутро к Шогенуковскому хаблю. По дороге еще прихватили отару чьих-то овец. Половина добычи по праву принадлежала Мысроко. Правда, гостеприимный князь хотел отдать своему гостю все, но тот не согласился: у этого набега было две головы, а не одна. Шогенуко из своей половины наделил своих уорков, а Тамби — ему осталось одарить лишь одного Тузара.
К этому времени люди Шогенуко успели соорудить для князя из Мысыра усадьбу по соседству с владениями их хозяина. С согласия других князей, Мысроко занял пустующие земли на речушке Куркужин. Из-за этих земель князья иногда спорили, и не потому, что нуждались в новых пастбищах и пашнях: незанятых угодий в Кабарде хватало. В те времена чего не хватало, так это крестьянских рук, которые могли бы обработать всю пригодную для пахоты землю, да скота, который мог бы съесть всю траву между Балком и Сунжей. Но признать право соседа на никому не принадлежащие угодья — это значило уронить свое благородное достоинство. А Мысроко Тамби — тут дело другое. Он здесь никогда не жил. Он ведь приехал из далекого и таинственного Мысыра.
Провожая своего гостя, который должен был теперь поселиться в собственном доме, Шогенуко до конца оставался щедрым и почтительным хозяином. По обычаю общепринятому, нельзя отпускать гостей без подарков. И шогенуковские пшитли [24] гнали для Мысроко вместе с его скотом, добытым в набеге, еще полсотни коней да полсотни коров и быков, да сотню овец, подаренных почетному гостю. Мало того, девяти семьям холопским, в которых мужчины пребывали в полной силе, а их старшие сыновья уже начали в мужскую силу входить, — этим семьям предстояло теперь навсегда остаться во владении князя Тамби. Везли они на нескольких арбах свой небогатый скарб, а на одной из телег — огромную общинную соху с непомерно массивным железным сошником, в которую требовалось запрягать четыре пары быков, а управлять сохой должны были трое мужчин.
Тузар уходил из шогенуковского хабля тоже не с пустыми руками. Получил он подношения от своего нового друга Биберда: кроме скота и пары высокорослых, под стать Тузару, лошадей, подарил ему добрый уорк подростка — унаута, слугу домашнего…
Нескольким семьям крестьян-вольноотпущенников (пшикеу) было предложено поселиться на земле нового шогенуковского соседа. В их числе оказалась и семья табунщика Хануха.
Быстро устраиваются на новом месте кабардинцы, издавна привычные к пожарам, грабежам и разорениям. За несколько дней они могут построить сообща целое селище. Одни рубят и возят лесной орешник, другие плетут из гибких жердей стены будущих мазанок, очажные трубы, ограды для скотных дворов и даже пчелиные улья, третьи месят глину — ее много на обрывистых речных откосах, четвертые носят воду…
И еще что крестьяне будут делать сообща, так это пахать землю, сеять, а потом убирать урожай.
Когда Мысроко Тамби принимал у себя первого гостя, а это был, конечно, любезный и добродушный сосед — пши Жамбот, то усадьба его почти не отличалась от шогенуковской. Само селение, правда, оставалось еще совсем маленьким.
И на этот счет во время веселого застолья у князей состоялся деловой разговор. Они осуждали планы большого похода, который дал бы им большую добычу. Никто из них не сомневался в том, что очень скоро у князя Мысроко будет поистине княжеское состояние — тысячные стада и табуны, а также сотни пшитлей, живущих не в одном, а в нескольких, как у Жамбота, селениях. И потянутся тогда к новому князю уорки со всех концов Кабарды — молодые люди из благородных семей, нуждающиеся в достойном руководителе. В таком руководителе, который поможет им снискать громкую славу и богатую добычу.
А князь Шогенуко тоже не прочь приумножить свои богатства и сделать имя свое более громким, чем имена других пши. После некоторого раздумья он предложил неблизкий и довольно рискованный поход в Дагестан. Он сказал Мысроко, что затея эта не безопасная, но сулящая в случае удачи выгоды немаловажные. Мысроко охотно согласился. Он спросил, сколько всадников будут участвовать в набеге, и, узнав, что сорок человек готовы выступить хоть завтра, предложил не откладывать доброе дело, а выехать сразу же, как только Жамботу наскучит гостить в доме его нового соседа. Тогда Шогенуко весело улыбнулся и заявил, что если они будут ждать, пока ему надоест приятнейшее пребывание в гостях у Тамби, то, наверное, задуманный поход никогда не начнется.
21
своеобразные кожаные чулки до колен, туго обтягивающие ногу, назывались еще тляхетенами