И тогда злоумышленнику конец. А Страшила сможет записать на свой счет еще одну отраженную угрозу.
— Уэсли? — окликнул Макгиннис.
Карвер вздрогнул и вернулся мыслями к реальности. Как выяснилось, «пиджак» задал очередной вопрос. Между тем Карвер уже успел забыть его имя.
— Извините?..
— Мистер Уэйт интересуется, не было ли случаев проникновения в базу данных нашего информационного центра.
Макгиннис улыбался, так как заранее знал ответ.
— Нет, мистер Уэйт. Вскрыть нашу базу данных невозможно. Хотя такие попытки, конечно, предпринимались. Но все они провалились, а тех, кто пытался это сделать, постигла самая суровая кара.
«Пиджак» с понимающим видом кивнул.
— Мы представляем интересы лучших семейств Сент-Луиса, — сказал он. — И неприкосновенность наших файлов и списков клиентуры имеет для нашей деятельности определяющее значение. Поэтому я и приехал к вам лично.
«А еще для того, чтобы посетить за наш счет стриптиз-клуб, куда тебя непременно отведет Макгиннис», — подумал Карвер, но озвучивать свои мысли не стал и вместо этого изобразил на губах любезную улыбку, которой, однако, не хватало тепла. Потом, возблагодарив мысленно Макгинниса за то, что тот напомнил ему фамилию потенциального клиента, произнес:
— Не беспокойтесь, мистер Уэйт. Ваши мешки с зерном на этой «ферме» будут в полной безопасности.
Уэйт одарил его ответной улыбкой.
— Именно это я и рассчитывал услышать, — произнес он.
Глава вторая
Бархатный гроб
Когда я вышел из офиса Крамера и двинулся по проходу в сторону своего сектора, все, кто находился в зале новостей, наградили меня продолжительными взглядами, а когда на тебя так смотрят, путь кажется вдвое длиннее. Записки в розовых конвертах обыкновенно разносили по пятницам, и сотрудники уже были в курсе, что я получил «черную метку». Ибо в последнее время розовые конверты в большинстве случаев содержали не стандартные вызовы «на ковер», а уведомления об увольнении по сокращению.
Поглядывая исподтишка на меня, работавшие в зале люди испытывали облегчение при мысли, что «черная метка» досталась мне, а не им. При всем том они отлично понимали, что от подобной судьбы никто не застрахован. И одновременно с облегчением испытывали чувство тревоги, задаваясь вопросом, кто получит аналогичный розовый конверт в следующую пятницу.
Впрочем, когда я добрался до своего сектора, миновав висевший в этом месте под потолком логотип отдела, на меня уже никто не смотрел. Благополучно проскользнув в свою кабинку и опустившись на стул, я мгновенно скрылся из виду, как солдат, провалившийся в лисью нору.
Сразу же зазвонил телефон, на дисплее которого обозначился номер моего приятеля Лэрри Бернарда. Его ячейка находилась через две от моей, но он знал, что если явится ко мне, так сказать, во плоти, то это снова возбудит ненужный ажиотаж у обитателей новостного зала, которые начнут один за другим заходить ко мне и задавать обычные в таких случаях банальные вопросы. Репортеры — животные стадные.
Я надел наушники и нажал кнопку переговорного устройства.
— Привет, Джек, — сказал Лэрри.
— Привет, Лэрри, — ответил я.
— Итак?
— Что «итак»?
— Что хотел от тебя Крохобор?
Так прозвали Ричарда Крамера из-за того, что он, работая у нас несколько лет назад выпускающим редактором, придирался к репортерам по мелочам и уделял основное внимание правильному оформлению, а не качеству публикаций. У Крамера имелись и другие прозвища, использовавшиеся сотрудниками в зависимости от ситуации.
— Ты отлично знаешь, чего он хотел: уволить меня. И сегодня я наконец сподобился получить соответствующее уведомление.
— Вот дьявольщина! Выходит, тебе дали пинка под зад?
— Совершенно верно. Но запомни, что нынче это называется вынужденным расставанием.
— Тебе, наверное, нужно собрать вещи? Хочешь, помогу?
— Не надо. Мне предоставлено на сборы две недели. Но после двадцать второго я уж точно стану частью истории этой газеты.