Однажды я написал репортаж о допросе, во время которого детективы продемонстрировали подозреваемому полиэтиленовый пакет, маркированный значком «Вещественное доказательство», где хранился пистолет, использованный в убийстве. На самом деле этот пистолет не был реальным орудием преступления и лишь являлся копией. Но когда подозреваемый увидел его, то сразу сознался в убийстве, поскольку решил, что полицейские нашли-таки его пушку и теперь у них на руках все козыри. И хотя преступник был изобличен, у меня, честно говоря, этот полицейский трюк добрых чувств не вызвал. Мне вообще кажется недопустимым, когда представители закона используют ложь и различные трюки для доказательства вины подозреваемого, — не говоря уже о том, что это делается с одобрения Верховного суда.
Я продолжил просматривать документы допроса и пролистал еще около сотни страниц, когда у меня в ячейке зазвонил телефон. Я бросил взгляд на дисплей и понял, что зачитался и опоздал на встречу с Анджелой.
— Анджела? Извините, ради Бога, за опоздание, но меня, что называется, одолели дела. Сейчас же спускаюсь к вам.
— Поторопитесь, пожалуйста. У меня тоже дел невпроворот. В частности, надо закончить сегодняшнюю историю.
Я сбежал по лестнице на первый этаж и присоединился в кафетерии к Анджеле. На столике перед ней стояла пустая чашка. Я опоздал на двадцать минут, и ей пришлось пить кофе в одиночестве. Помимо чашки на столике помещалась стопка бумажных листов печатной стороной вниз.
— Не желаете ли еще одну чашечку кофе с молоком?
— Нет, спасибо.
— О'кей.
Я огляделся. Время близилось к вечеру, и в кафетерии почти никого не было.
— Джек, в чем дело? Мне уже пора возвращаться наверх…
Я посмотрел на нее в упор.
— Просто я хотел сказать вам с глазу на глаз, что мне не понравилось, как вы повели себя в случае с утренней историей. Если разобраться, это мой сюжет, и я еще утром поставил вас в известность, что мне нужна эта статья, поскольку она является составной частью задуманного мной большого материала, над которым я в данный момент работаю.
— Извините. Я сильно переволновалась, когда вы начали задавать на пресс-конференции острые вопросы, и, вернувшись в новостной зал, неверно оценила положение вещей. Вероятно, выдавая желаемое за действительное, я брякнула, что мы с вами будем работать над этим материалом вместе. Прендо же велел мне немедленно приступить к написанию статьи.
— Вы именно тогда сказали Прендо, что готовы подключиться к написанию большого репортажа?
— Ничего такого я не говорила, и не понимаю, на что вы намекаете…
— Когда я вернулся, он заявил мне, что теперь мы с вами будем работать в паре, причем я возьму на себя разработку линии убийцы, а вы — линии жертвы. — Тут я решил, что называется, взять ее «на пушку» и проверить кое-какие свои догадки. — Он, кроме того, сказал, что это была ваша идея.
С медленно наливавшимся краской лицом она сокрушенно покачала головой. Я же, глядя на нее, подумал, что столкнулся сегодня с двойной ложью. С ложью Анджелы я еще мог примириться, ибо это была, если так можно выразиться, честная ложь. Просто девушка стремилась кратчайшим путем достичь того, чего хотела. Но вот лукавство и хитрость Прендо вызвали у меня чувство неприятия и душевную боль. Все-таки мы с ним проработали вместе не один год, и за все это время у меня ни разу не возникало мысли, что он может оказаться лжецом или манипулятором. Или все дело в том, что я ухожу, а Анджела остается и он, смирившись с этим фактом, уже представляет ее на моем месте? Что ж, тогда нет ничего удивительного, что он отдает ей предпочтение и поощряет ее инициативу. Ведь за ней будущее.
— Честно говоря, не ожидала, что он так меня подставит, — пробормотала Анджела.
— А я предупреждал вас, что в новостном зале нельзя доверять абсолютно никому и без всяких оговорок, — ответил я. — Даже редакторам.
— Похоже, вы были правы.
С этими словами она взяла со стола пустую чашку и оглянулась, не оставила ли чего на своем месте, хотя и знала, что ничего там нет. Все только для того, чтобы избежать моего взгляда.
— Послушайте, Анджела! Да, мне не понравилось, как вы повели себя сегодня, но в то же время я не могу не восхищаться вами. Вашей, скажем так, настырностью и неуемным стремлением к достижению цели. Все лучшие репортеры, каких я знаю, отличались этим. Кроме того, должен заметить, что ваша идея соединения двух линий — линии убийцы и линии жертвы — в одном репортаже показалась мне очень удачной.