– А тебе здесь хорошо? – спросил он Сигурда. Тот полулежал, опираясь на локоть.
– Лучше не может быть. Ведь со мной Брюн.
– Брюн? – Хёгни решил, что ослышался.
– Ну да. Её простили. Боги решили, что она может вернуться в Асгард.
– Это справедливо, – тихо сказал Хёгни. – Ведь ей столько пришлось перенести…
– Вон она, танцует на барабане.
Отсюда было лучше видно лицо пляшущей валькирии, и Хёгни понял, что это действительно была она. Брюн, за давнюю провинность перед богами превращённая в человека, Брюн, которой пришлось жить на земле среди людей, умереть и быть сожжённой – которая всем на беду полюбила Сигурда, погубив и его, и Хёгни – это была она. Снова бессмертная, снова крылатая, прощённая богами, она плясала на барабане, и блеск мечей в её руках слепил глаза.
– Все хотят, чтобы танец с мечами исполняла именно она, – улыбнулся Сигурд.
– Ты не ревнуешь? – удивился Хёгни.
– Здесь это ни к чему. Мне отдали её сами боги. Да и любовь здесь не такая, как в Мидгарде.
Брюн соскочила с барабана; грохот ковшей и восторженный рёв сотен голосов загремели под сводами Вальгаллы. Воины Одина приветствовали свою любимую танцовщицу.
Заправив за уши растрепавшиеся волосы, Брюн что-то сказала одному из них, и тотчас же ей передали ковш. Глотнув и переведя дух, она устремилась по залу в сторону Сигурда и Хёгни.
Со сложенными крыльями она подбежала к Сигурду.
– Ну как я в этот раз? – поинтересовалась она, наклонившись к нему. Хёгни против воли прикрыл лицо ладонью. Что она скажет, когда узнает его?
– Ты же знаешь, – сказал Сигурд, в голосе которого появилось смущение от собственной нежности. – Ты всегда лучше всех.
– А это кто с тобой? Кто-то новый? Я его тут раньше не видела.
– Хёгни, убери руки, – повернулся к нему Сигурд. – Не будешь же ты так и сидеть, закрывшись, как Тор в стране великанов?
Хёгни смотрел сквозь растопыренные пальцы на Брюн. Валькирия смеялась.
– Так это наш Хёгни! – воскликнула она. – Да опусти же руки, бесполезно притворяться. Никто тебя не съест.
Хёгни сдался. Брюн с любопытством оглядела его.
– А кудрявые волосы тебе идут, – заключила она. – Так ты гораздо лучше.
Она не сердилась на него, совсем не сердилась – и Хёгни неожиданно для себя спросил:
– А почему Сигурд не изменился? Я уверен, что он такой же, как был…
– Ну, к Сигурду что-то прибавить невозможно, – ответила Брюн, распахнув одно крыло и погладив им Сигурда. Тот протянул руку и обнял её за талию.
– Опять похвалы, – укорил её он. – Всё так, но не в том смысле. Просто я никогда не принадлежал Мидгарду целиком. Во мне было что-то от Асгарда. Поэтому меня и приняли за бога, когда я впервые у вас появился. Я, конечно, не бог. Но я должен был быть здесь, а не в Мидгарде. Будь я только человеком, с такой позорной раной я бы сюда не попал.
– Ты не виноват, – горячо сказал Хёгни. – Ты не мог знать… Мы предали тебя.
Кто это – «мы»? Что за тревога расшевелилась где-то в закоулках памяти Хёгни?
– Это тоже учли, – кивнул Сигурд, снова вытянувшись на серебристых шкурах. – У богов на всё свои соображения.
– Свои соображения… – повторил Хёгни. Вдруг он вспомнил. Как он мог забыть!
– Гуннар! – вскрикнул он. – Где Гуннар?
Недобрая складка на миг заложилась на переносице Сигурда, но тут же разгладилась.
– Не ищи его, – просто ответил он, – его здесь нет и не будет.
– Но почему?!
Тут заговорила Брюн. Голос её звенел от напряжения – ей нелегко давались эти слова.
– Он виновен так же, как я, и гораздо больше тебя, Хёгни. Но он даже не смог искупить свою вину достойной смертью.
– Что с ним стало?
– Атли спустил его в яму со змеями.
– Его закусали змеи, – в ужасе произнёс Хёгни. – Он умирал от яда! Какое тут может быть достоинство?
– Ему следовало покончить с собой, – сказала Брюн. – Если бы у него осталась хоть капля чести или совести, он бы зубами перегрыз себе жилы. А он играл на арфе, думая утихомирить змей. Он всё ещё надеялся, что они отступят…
Хёгни уткнулся лицом в меховую подстилку и разрыдался.
Всё кончено, брата он больше не увидит, но кого в этом винить? Сигурда? Брюн? Себя самого? И смог бы он назвать Гуннара братом, если бы увидел его? Бесспорно, в решении богов была справедливость. Слишком отвратительно было то, к чему подтолкнул его Гуннар. Но легче от этого ему не становилось.
Рука Сигурда коснулась его затылка.
– Хёгни, – услышал он, – не надо. Я понимаю тебя. Но ты во всём запутался от горя. Ты не можешь себе простить того, что тебя простили – а его нет. Но это не твоя вина. Не весь ход девяти миров зависит от того, что мы делаем в Мидгарде.