«Значит, кто-то стоял позади миссис Гамильтон, – заключил сыщик. – Кто-то. Причем, вошедший именно со стороны кухни. Но главное – почему самого старика не было к завтраку».
– Повариху я подозреваю, – прервал его мысли Джеральд Тернер. – Не нравится она мне.
– А горничная вам нравится? Или этот пьяница Петерс? – Зиновский достал трубку и подошел к импозантным часам, явно наследованным от викторианской эпохи, с изящными стрелками и смеющимся Микки Маусом на эмали циферблата.
– Мэри нравится. Петерса я бы убил – вот так вот, просто из справедливости, – он повернулся на звук быстрых шагов.
– Алекс! Там труп! – Мэри остановилась на последней ступеньке лестницы, указывая на второй этаж.
– Еще один? – Тернер с усмешкой и любопытством разглядывал ее.
– Я не шучу! – она шагнула к Зиновскому, уткнувшись лицом в его сюртук, произнесла: – А-лекс! Знаете как страшно! Я не смогла пригласить мистера Гамильтона. Там в коридоре труп. Того нищего бродяги, которого разорвали собаки. Господи! Он стоял в коридоре и смотрел на меня своими вытекшими глазами.
– Что вы такое говорите, мисс? Да не дрожите так, – Зинковский немного отстранился от нее. – Какой еще нищий?
– Которого мы с Петерсом позавчера прибили гвоздями. Он там, на втором этаже. Я очень боюсь, Алекс.
– Гвоздями? Ну хорошо, сейчас мы все вместе идем туда, – сыщик направился к лестнице.
– Что прикажите делать с миссис Гамильтон? – приоткрыв двери в гостиную, спросила Рэчел Кафф, вторая служанка и Петерс молчаливо и серо выглядывали из-за ее спины.
– Она нам больше не нужна – обмойте, оденьте в чистое, – небрежно ответил за Зиновского Тернер.
Окно в конце коридора оказалось распахнуто, створки поскрипывали в порывах сырого морского ветра. Алекс вспомнил, что с этой стороны к дому была приставлена лестница, довольно высокая, почти достигавшая фигурного карниза второго этажа. Тут же он заметил следы на полу с кусками желтоватой глины, оставленные, похоже, мужскими ботинками большого размера. Странным казалось, что грязь, отлипшая от подошвы, выглядела не слишком влажной, ведь дождь прекратился всего лишь час назад. У края ковровой дорожки блестела золотая брошь, и дальше валялись серьги с изумрудами, какие-то украшения еще.
– Где же труп, Мэри? – нагоняя горничную, поинтересовался Тернер. – Я уже приготовил свой револьвер, чтобы в случае чего вернуть его в могилу.
– Труп был. Стоял возле двери в кабинет мистера Гамильтона. Следы же видите?
– Стоп! Труп здесь, – Зиновский резко остановился и толкнул дверь среднюю дверь. – Труп Девида Гамильтона!
Джеральд, сжимая револьвер, вошел первым. Сделав несколько шагов к книжному шкафу, он повернулся и увидел скорчившегося на полу старика. Вытаращенные глаза Девида были похожи на треснутое бутылочное стекло, пальцы худые загнутые по-птичьи вцепились в ковер, и всюду кровь – на столе, потеками по перевернутому креслу, жирными полосами на полу.
Джеральд Тернер выдохнул с хрипом, и между ног его стала шириться лужица.
– Бож ты мой, постыдились бы! – Мэри брезгливо отступила от него и повернулась к Алексу.
– Джеральд, немедленно уйдите отсюда! – Зиновский указал на дверь, и, поправив упавшие на лоб волосы, добавил. – Извините его, мисс. Это нервное. Хорошо, хоть слабить не начало.
– Понимаю, вам с ним бывает нелегко, – прикрывая следы испражнений, она бросила на пол махровый халат Гамильтона, и, поглядывая с каким-то кошачьим любопытством на осколок стекла, торчавший из распоротого горла, спросила: – А как вы думаете, какой здесь мотив? Ведь, правда, у каждого убийства должен быть мотив?
– Думаю, зависть. Причем в самых темных цветах, – сыщик поднял пресс-папье, отодвинув штору, ощупал вмятину в стене. – Кто-то слишком завидовал старикам, что они жили довольной и сытой жизнью. А этот кто-то не каждый день сухарь хлеба видел. Да… Но это лишь одна из версий.
– Вы намекаете, что их убил труп того нищего? Я бы тоже так подумала на вашем месте. А может, их убили из-за денег? Заметьте, сейф взломан и пуст, – горничная распахнула покореженную стальную дверцу стенного шкафа.
– Мисс, не морочьте мне голову. То, что сейф взломан, я догадался еще в коридоре – только слепой мог не заметить «дорожку» из фамильных драгоценностей, разбросанных там, – он вытащил из футляра лупу и, став на четвереньки, принялся повторять путь, проделанный мистером Гамильтоном в последние секунды жизни.
– Вы очень умны, Алекс. И очень внимательны. Жаль только, что не ко мне, – она опустилась на корточки перед ним, так, что вспотевшее лицо Зиновского едва не уперлось в ее голые колени. – А вы не хотите погладить мои ноги?
Выронив лупу, Алекс приподнялся, не зная, что ответить и мечась взглядом между белыми, гладкими по-детски ногами горничной и перекошенным трупом старика.
– Между прочим-м,… – она поймала пальцем его оттопыренный локон и притянула к себе, – ваш писающий друг с удовольствием облизывал их. Недавно, в гостиной. Он сделал вид, будто уронил что-то, наклонился и медленно поднимался, лаская языком мою лодыжку. Это очень приятно. Не хотите попробовать?
– Вы меня отвлекаете от работы, мисс, – Зиновский сел на пол и нервно достал трубку.
– Я стараюсь вам помочь.
Они с минуту молчали. Алекс разминал порцию табака, высыпанную из кисета. Мэри разглядывала старинный гобелен с двумя сердечками, похожими на пятна свежей крови, и такой же яркой надписью «I love you!». Еще она думала, за что покойный Девид так любил свою старую безобразную Нэнси? Ведь это же так глупо – столько лет смотреть на одно и то же, сморщенное, как гнилая картофелина, лицо, слушать одни и те же пресные слова и жить каждый день так одинаково скучно.
– Алекс, а вы любите трупы? – спросила она, размазывая пальцем кровь по ковру.
– Причем здесь любовь? Я часто имею с ними дело, но при этом я к ним совсем безразличен.
– Это потому, что вы никогда сам не убивали. Потому, что вы не видели метаний души в самые последние секунды. Некоторые умники говорят, что любовь, будто главное свойство души… Так вот, чтобы вы знали, в миг смерти ее легче всего разглядеть и понять. Что вы такое курите? – Мэри втянула ноздрями табачный дым с призрачным запахом опия.