Она хотела прекратить, но не могла. Кларисса чувствовала себя выброшенной из собственного тела, оттеснённой в пустошь, и руки, ноги, рот не принадлежали ей. Она слепо шарила руками в темноте, стараясь поймать потерянное тело и вновь надеть на свой разум, стать целой.
— … владыке, чьё могущество мы не в силах вообразить…
Кларисса открыла глаза. Ей позволили это сделать — чтобы она узрела смутную плечистую фигуру в центре костра.
— … тот, по чьей милости нам досталась доля Его силы…
Наконец, она сумела уцепиться за краешек собственного тела и заставить себя заткнуться, прекратить выкрикивать судорожные слова хвалы. Кларисса в последнем рывке прижала обмякшее тело к себе, коснулась холодеющего носа, дав завет, что никогда более не выпустит его, и потеряла сознание.
Очнулась она от грубых похлопываний по щекам. Лицо горело — должно быть, шлепки продолжались долго. Во рту был солоноватый привкус крови: она прокусила губу. Кларисса открыла глаза и увидела синеву ночного неба с поблескивающими остовами звёзд. Но гораздо ближе, чем звёзды, находилось встревоженное лицо Этель. Её волосы падали Клариссе на шею. Не успела она сказать хоть одно слово, как Этель с силой хлестнула её по лицу, заставив голову перекатиться на другую сторону.
— Я здесь, — слабо проговорила Кларисса. И не зря — ладонь Этель уже взмывала вверх, готовясь к очередному шлепку. Услышав её, она опустила руку и схватила лежащую девушку за плечи.
— Ты меня хорошо слышишь?
— Да…
— Помнишь своё имя, девочка?
— Конечно.
— Ну-ка, скажи.
— Кларисса.
— А моё имя? Помнишь?
— Что за вопросы, Этель? — Кларисса раздражённо стряхнула с плеч руки наставницы и приподнялась на локтях.
Оказывается, Этель возле неё была не одна. Над Клариссой собралась целая толпа. Любопытствующие лица, злорадные лица, испуганные лица — они сомкнули вокруг неё плотный круг. Ей стало трудно дышать при виде этих силков из голых человеческих тел. Она жадно втянула ртом воздух и снова откинулась на спину.
— С ней всё в порядке, — заключила Этель. Толпа одобрительно загудела; в общем гуле утонула пара-тройка разочарованных возгласов.
— Повезло девочке, — фыркнула одна из старух и заковыляла прочь. Другие тоже стали расходиться, но несколько женщин осталось, не переставая настороженно разглядывать девушку.
— Повелитель проявил милость, — Этель поднялась с корточек и подала лежащей руку. — Кларисса ещё молода и, конечно, делает ошибки. Он это понимает… и ты, девочка, должна быть за это Ему благодарна.
Подтянувшись за запястье Этель, Кларисса встала. Кружилась голова, но неприятное ощущение понемногу уходило. Кострища на вершине снова стали обычными очагами без подпитывавшей их потусторонней мощи. Яркие звёзды сместились на запад, чернильная темнота неба разбавилась.
Не успела Кларисса выпрямиться, как женщина сзади приглушённо охнула. Она оглянулась и встретилась с её округленными глазами, полными ужаса.
— Что случилось?
— Н-ничего, — женщина мотнула головой, но не смогла отвести взгляд. Вслед за ней запоздало вскрикнули её соседки. — У т-тебя там…
Кларисса до хруста в позвонках вывернула шею, чтобы посмотреть на свою спину. Живой круг опять смыкался — каждой хотелось увидеть, что там, на её лопатках. Она в панике повернулась к той единственной, которой доверяла:
— Этель…
— Ничего особенного, не волнуйся, — она поймала её за кисть. — А ну, расступись!
Не дожидаясь ответа, Этель решительно пошла вперёд, уволакивая за собой всхлипывающую Клариссу. Чёрные глаза гневно сощурились. Толпа расступалась — нехотя, но не смея мешать. Этель с лёгкостью вырвалась из казавшегося непробиваемым кольца и развернулась:
— Ну, что смотрите, почему встали? Время веселиться! Давайте, начинайте! Ночь коротка, а чего ради мы остались на вершине, как не ради этого?.. Пляски, песни, обряды! Не теряйте времени из-за происшествия. Клариссу я успокою сама, а вы, боюсь, сейчас ей не нужны. Давайте же!
В её тоне, несмотря на звонкое натужное веселье, было столько железа, что все подчинились безоговорочно. Женщины разбрелись. Этель молча шла вперёд, уводя Клариссу туда, куда свет костров не мог дотянуться, и ночь не распылялась мерцающими стайками искр.
— Сядь, — приказала она, указав на полусгнившее бревно. Кларисса села. Жёсткая кора врезалась в кожу. Она ждала слов наставницы, которая разглядывала её голую спину. Сама Кларисса чувствовала только саднящую боль под обеими лопатками.
— Скажи мне, — сухо произнесла Этель, — ну зачем ты всегда всё делаешь не так, как надо?