Умолчать о происшествии я не смог и рассказал родителям. Сошлись на мнении, что это существо было так называемым «кочующим» призраком, который направлялся в другие края «по своим делам» (местный костровый фольклор даёт много примеров подобных встреч). Вреда мне такой призрак вроде причинить не мог даже теоретически, но это не очень помогло мне вернуть душевное спокойствие. Больше я, понятное дело, не катался на велосипеде мимо вечерних аласов. Даже выйти в наружную уборную ночью стало для меня немного проблематично. Впрочем, со временем яркие краски той встречи стали немного размываться, и я надеюсь, что этот страх мне удастся подавить. Но одну черту страшного всадника я не забуду никогда… Я не рассказывал об этом ни родителям, ни друзьям, ограничившись упоминанием его длинных ног и деформированного коня. Было слишком страшно вновь вызывать в памяти образ, который отправил меня в обморок и, кажется, способен на это даже сейчас в те ночи, когда я один дома — вытаращенные, резкие, будто вырезанные из бумаги глаза человека на коне, которые занимали большую половину лица.
2008 г.
Дерево
Самое обычное дерево, ничем не отличающееся от тысяч своих собратьев, весной расцветающее зеленью, а осенью скидывающее янтарные листья под напором ветра. Тем не менее, в городке оно пользовалось дурной славой; его именовали не иначе как Мёртвое дерево. Люди чурались дерева даже днём, а уж ночью, под покровом темноты, пойти под его сень мог лишь отчаянно смелый… или тот, кто решил свести счёты с жизнью.
Оно росло вдали от кромки леса, окружающего город, и оттого выглядело тоскливо-одиноким. Было время, когда дерево облюбовали молодые — они завели обычай под его пышной листвой признаваться в любви и делать предложения руки и сердца. На его твёрдой коре перочинными ножиками неумело рисовали сердечки с заключёнными в них инициалами влюблённых. Дерево стало свидетелем множества первых поцелуев и объятий. Несмотря на то, что молодые люди зачастую портили его кору, оно, казалось, по-отечески улыбалось над ними, укрывая своей гостеприимной бахромой.
Но эта же традиция впоследствии стала причиной недоброй славы дерева. Один взбалмошный юноша с горячим сердцем и несмышлёной головой признался в любви своей единственной и неповторимой у одинокого дерева. Получив решительный отказ, он с горя отправился в ближайший кабак и, захмелев там до безобразия, задумал страшное. Вернувшись к дереву в вечерних сумерках, он перекинул через его толстый сук верёвку и повесился на ней. Самоубийца висел, покачиваясь под порывами осеннего ветра, всю ночь, и лишь утром наблюдательные люди из окраинных кварталов заметили жуткое изменение в привычном пейзаже. Когда люди пришли снимать тело, волосы и плечи юноши были сплошь обсыпаны сухой палой листвой, будто дерево тоже горько плакало, глядя на содеянное.
С тех пор уже не приходили влюблённые к одинокому дереву, не шептали жарких признаний, не касалось острое лезвие ножика его коры. Всё изменилось с точностью до наоборот: после того случая дерево постепенно стало излюбленным местом тех, кто решил самовольно расстаться с жизнью. За полвека у дерева оборвали свои жизни больше десятка человек. Не все из них вешались — некоторые приходили с оружием и стреляли себе в голову, прижавшись затылком к морщинистой коре ствола. От натяжения верёвки или грохота выстрела дерево вздрагивало и спешно скидывало несколько листьев даже в летнюю пору. Так и укрепилась за ним слава проклятого места, так и стал люд называть его Мёртвым.
Иногда решительные жители города предлагали срубить дерево, дабы оно не манило глупые умы к свершению непоправимого. Но на каждое такое предложение находились протестующие — мол, дерево-то ни в чём не виновато, а если самоубийца уж решил сделать своё дело, то отсутствие дерева ему не помешает. Была и ещё одна причина, вслух никем не высказываемая — жуткое дерево стало своего рода достопримечательностью маленького городка, которое ничем иным не могло похвастаться. Людям доставляло неосознанное удовольствие видеть дерево вдалеке у опушки леса, испытать на себе хотя бы с дальнего расстояния холодное веяние чего-то таинственного и страшного. И потому дерево стояло — на самом-то деле одно из многих, ничем не примечательное, которому не повезло стать жертвой людских слабостей и предрассудков.