— Должно быть, это очень важное совещание, раз твой друг решил послать тебя ко мне, — наконец, сказал старик.
— Да, — подтвердил я. — Чрезвычайно важное. Приедут наши иностранные партнёры, а всю схему презентации готовил я единолично, так что, если меня не будет…
— Ладно, ладно, — буркнул он, подняв руку со вздувшимися зелёными венами и кожей, покрытой старческой пигментацией. — Это не моё дело. Значит, тебе нужно избавиться от своей хвори. Неужто хвалёная медицина не делает лекарств, которые могли бы тебе помочь?
Я посмотрел на него уже с открытой неприязнью:
— Если бы делала, меня бы здесь не было.
— Оно верно, — сухо сказал старик и поднялся из-за стола. Стоя он был ненамного выше, чем сидя. — Подожди меня здесь.
Он вышел из кухни и зашаркал в свою комнату. Я от нечего делать стал скрести пальцем поверхность деревянного стола. Кишечник опять дал о себе знать; я подумал, что более десяти минут не выдержу. Хоть бы поскорее… И вообще, что я тут делаю? Фарс какой-то…
К счастью, старик вернулся очень скоро. Солнце наполовину закатилось за горизонт, и в квартире стало ещё темнее, чем раньше. Холодильник слился с обоями. Я завертел головой в поисках выключателя, но не нашёл, хотя лампа висела аккурат над моей макушкой.
— Извините, а можно включить…
— Нет, — коротко сказал старик. В руке он что-то сжимал. «Если это чудодейственное зелье из трав или коготь какого-то зверя, то пошлю его к чертям и выйду», — решил я про себя. Когда он разжал ладонь, я увидел, что это стальной диск на серебристой цепочке, напоминающий маятник от миниатюрных часов с кукушкой. От края диска откололся небольшой кусок, так что маятник выглядел зазубренным.
Положив маятник на стол, старик наклонился и достал откуда-то с пола стеклянную банку, в которой расплылся огарок свечи. Он поставил свечу на стол и похлопал по карманам в поисках спичек.
— Огонь есть? — недовольно спросил он. Порывшись в карманах, я выудил оттуда свою зажигалку «Зиппо» и передал старику. Он нажал на кнопку, держа её в трясущейся руке. Вспыхнуло пламя. Комната озарилась рваным колыхающимся светом.
— Что будем делать? — спросил я, чувствуя себя героем сюрреалистической постановки. Из отведённых мне десяти минут семь были потрачены.
— Лечиться, — коротко ответил он и придвинул ко мне серебряный глаз маятника. Стальная поверхность отражала моё лицо, искажённое до неузнаваемости. — Что ты там видишь?
— Где? — я коснулся зазубренного края.
— Не трогай, — отрезал старик. — Скажи, что ты видишь в маятнике.
Я взглянул снова — расплывшееся лицо, вытянутые глаза, нос картошкой.
— Своё отражение, что же ещё.
— Да? — старик притянул маятник к себе за цепочку.
— А что я должен был видеть? Это же всего лишь…
— Нет, — он поднял голову и посмотрел на меня. В неярком огне свечи лицо лишалось старческих морщин, а глаза казались ещё чернее, чем обычно. Я непроизвольно задержал дыхание.
— Я, например, вижу там волка.
— Волка? — я нахмурился. Позывы кишечника вдруг исчезли — иначе бы я точно не выдержал, послал старого психа куда подальше и выбежал во двор.
Он схватил пальцами конец цепочки и поднял маятник в воздух, демонстрируя его мне. Диск качался влево-вправо, по-прежнему отражая моё лицо. Из-за непрерывного движения образ на зеркальной глади всё время менялся, перетекая из одной формы в другую.
— Да, волка. Это значит, что волк — твой зверь. Или что ты — человек волка. Одно означает другое. Посмотри хорошенько, тогда, может быть, твой зверь сможет тебе помочь…
Нос… глаза… зазубренность… Я не успевал следить за мельтешением маятника. А он раскачивался всё сильнее в руках старика. Отражение превратилось в кашицу, сдобренную оранжевым отсветом свечи. Уже не увидеть в этой жиже своего лица, не понять, волк ли то или человек…
Всё-таки волк.
Я приоткрыл рот, подавшись назад вместе с табуретом. Маятник качнулся и застыл в воздухе, нарушая все законы физики. Я перестал видеть того, кто держал серебристый диск на цепочке, и ошеломлённо глядел, как мохнатый зверь по ту сторону поверхности маятника поднимает голову и смотрит на меня. Сначала с любопытством, потом в зрачках появляется свирепость, шерсть на шее встаёт дыбом, и он пригибается к земле, готовясь к прыжку…
Какой бред! Я мотнул головой и вскочил с места. Маятник по-прежнему висел в воздухе. Пальцы, удерживающие его, исчезли; исчез человек, который находился в кухне вместе со мной. Не успел я это понять, как маятник рухнул на стол и громко зазвенел. Цепочка свернулась знаком вопроса.