Вместо ответа Карнович наставил палец на его лицо. Точнее, на левую щеку.
— Этот прыщ! Он раньше был у тебя на другой щеке. Я помню!
Энди растерянно пощупал маленький бугорок на лице.
— Нет, мистер Карнович. Он и раньше был у меня тут. Я его вторую неделю пытаюсь вывести. Лосьоном «Клерасил». Не помогает.
Издав нечленораздельное мычание, Ленни Карнович выбежал из кабинета и ринулся вниз по лестнице.
— Всё изменилось, — втолковывал он через час притихшей жене. — Левое стало правым, правое — левым! Это ужасно! Меня оштрафовали за то, что я ехал по встречной полосе. Я свернул не в ту сторону на развилке и доехал аж до пруда Бартоломью. В довершение всего я едва не попал в аварию, потому что эти отражёныши пребывают в святой уверенности, что нужно ехать не по той стороне дороги! Хорошо ещё, что в нашем городке по утрам на дорогах почти нет машин, иначе я мог вообще умереть.
— Но Ленни, — спросила Марша, — из-за чего это могло произойти?
— Из-за вспышки, вот из-за чего, — Карнович устало сел на стул. — Я видел её утром. Наверное, она всё и перевернула, а мы не заметили…
Марша присела перед ним и взяла за руку.
— Ленни, если всё так, как ты говоришь, то почему остальные не заметили этого? Почему только ты один помнишь, как всё обстояло раньше?
— Не знаю, — сказал Ленни и вдруг встрепенулся. — Хотя нет, знаю! Когда это произошло… ну, вспышка… в Бетрауне почти все спали, а я бодрствовал. Наверное, те, кто не спал, сохранили свою память, в отличие от…
Он с ужасом уставился на свою жену.
— Марша… Криста… Вы тоже спали! Значит, и вы тоже! Боже!
Не вставая со стула, он схватил жену за ворот блузки и разорвал одним рывком. Марша успела только ойкнуть. Ленни безумными глазами смотрел на крючковатую родинку под левой ключицей жены… раньше она была под правой.
Он вскочил.
— Нет, чёрт возьми! Не верю! Не верю!
На холодильнике лежала кулинарная книга с рецептами. Отражённые буквы на обложке узнавались с трудом. Карнович раскрыл книгу на первой попавшейся странице и подсунул жене, которая подбирала пуговицы блузки с пола.
— Читай!
— Ленни!
— Марша, ради всего святого!
— «Для приготовления пиццы с абрикосами возьмите три стакана муки…». Ленни, да что с тобой?
Глухо простонав, её муж выронил книгу.
— Разве ты не понимаешь, Марша? Ты можешь без запинки читать эту вязь, которая идёт справа налево. Я — нет. Вы с Кристой уже другие. Вы отразились. Обе — такие же, как остальные. Я остался совсем один.
— Ленни, — жена мягко сжала его пальцы, — даже если так, что тут такого страшного? Ну, была вспышка, ну, всё поменялось местами. Какими мы были, такими и остались. Подумаешь, родинка. Это же пустяк. Просто выучишь заново правила дорожного движения, научишься читать по-новому. Ты же у меня умница.
Ленни отбросил руку Марши.
— Да что ты говоришь, Марша?! Жить в мире, где владычествуют левши, часовые стрелки идут против часовой стрелки, а вместо букв какая-то арабская чертовщина? Чёрт возьми, наверное, даже боксёры, которых показывают в ящике по воскресеньям, теперь ведут бой по-другому!.. Нет уж, я не желаю оставаться тут даже на минуту. Я уезжаю.
Он уехал. Но убежать не смог.
Феномен вспышки, как оказалось, был явлением не единичным. И он продолжал шествие по планете, отражая реальность слева направо… или наоборот. Невада, Нью-Джерси, Вайоминг, Мичиган… Куда бы ни приезжал Ленни Карнович, в течение недели или двух на рассвете небо взрывалось тихим молочно-белым сиянием, и замершая было секундная стрелка начинала крутиться в обратную сторону. Сам Ленни сбросил десяток фунтов из-за нервного истощения — он боялся, что окажется спящим в момент очередной вспышки, поэтому спал днём, а бодрствовал ночью (как показывал опыт, вспышки случались именно ночью — точнее, ранним утром, в момент восхода солнца). Уже сформировывались религиозные секты, связанные со вспышками, философские течения, научные теории. Но ничто из них не могло облегчить страдания бывшего инженера, чьим единственным желанием в жизни стало увидеть нормальные книги, нормальные часы и нормальную Маршу.
Вскоре на свете не осталось места, где не было вспышки. Ленни Карнович вернулся в свой дом, заперся в комнате, откуда предварительно вынес все книги и часы, занавесил окна. Зато он вносил в комнату много зелёных бутылок. Ленни оброс волосами, разжирел, но не обращал внимания на слезные уговоры Марши выйти из комнаты и начать нормальную жизнь. Нормальной жизни теперь быть не могло — от неё остались только воспоминания. Ленни захлёбом погружался в эти воспоминания, и в этом ему верным помощником была хмель.