Шли недели, тучи обрушивали новые дожди на материки. Люди пытались остановить неизбежное, что-то сделать — но было слишком поздно: как избавиться от отравы, что уже проникла в пылинки воздуха, пропитала почву и продолжала неуклонно увеличивать свою численность? Стало ясно, что катастрофа уже даже не грозит, а стала жестокой явью: самое немногочисленное и недооцененное из проявлений жизни на планете — царство грибов — решило взять реванш за века неприметного молчания и схлестнулось в смертельной битве с царствами животных и растений. И грибы безоговорочно выигрывали, не зная жалости и передышки, не признавая капитуляций и белого флага. Они решили идти до победного конца.
И планета уже смердела от вони трупов, усеявших её. Леса стали голыми остовами стволов, потом и стволы пропали под мягким белесым наростом. Океаны покрылись пузырчатой грибной пеленой. Ставшие необитаемыми города рушились под заразой грибов. Тёмными осенними ночами в них стоял беспрерывный сводящий с ума скрежет — это господствующий ныне вид вгрызался губчатыми зубами в металл и стекло, расшатывая многотонные конструкции. А дожди всё шли и шли, лишая остатки прежнего мира малейшего шанса на спасение. После поражения лесов кислорода становилось меньше. Последние оставшиеся в живых люди в бункерах и укрытиях задыхались, с ужасом обнаруживая на ногтях и ладонях характерную склизкую массу. С ними не разговаривали, а сразу выталкивали взашей из убежищ во внешний мир. Там люди быстро погибали, но перед этим успевали увидеть затягивающимися хрусткой плёнкой глазами новый мир — мир гигантских столпов, кривых, пупырчатых, с оттопыренными отростками, которые тянутся на многие мили; мир лабиринтов и пещер из трясущейся, как желе, студенисто-жёлтой массы; мир тяжёлых туч с ядовито-зелёным блеском, которые роняли липкие крупные капли. Всё было не так в новой грибной эре — ничто из прежней эпохи не пережило Великий переход. Лишь багровое солнце сияло на небосклоне — оно было надёжно защищено от грибов вечным вакуумом. Впрочем, сквозь марлю наполненного спорами воздуха даже оно выглядело не так, как раньше…
И несчастные кричали, отказываясь принять страшное откровение. Их неистовый крик продолжался, пока споры не произрастали у них в горле, заполняя мясистым тельцем все полости, и не вылезали жирными блестящими культями изо рта, носа и глазниц. Грибной мир обволакивал скрючившиеся тела, сжимая их в крепком приветственном объятии. Конечности слипались с конечностями, голова переходила в туловище — и, наконец, в завершающее мгновение человек становился частью нового мира. У многих страдальцев последней мыслью было то, что это не так уж и плохо: теперь они могут быть вечно, едины по всей планете, вволю наслаждаясь собственным совершенным миром.
Грибы торжествовали. И только высокие горные хребты скептически смотрели на их радость. Что ни говори, их возраст был несоизмерим с годами новейшей эры. Скалы знали и помнили многое, но предпочитали хранить молчание — только изредка нервно подрагивали, когда там, внизу в пылающем пекле, злобный джинн сонно переворачивался на огненной постели и смотрел вверх, мечтая вновь совершить затяжной прыжок на небо.
2010 г.
Дичь
Дичь досаждала мне вот уже на протяжении третьей недели. Она безнаказанно шныряла по моим владениям, по ночам проникая в склады через разбитые им окна и пожирая хранящуюся там еду. Сначала я терпел: земли, принадлежащие мне, настолько обширны, а леса в них столь густы, что выследить её представлялось трудной задачей. Но после того, как она атаковала третий по счёту склад, я объявил охоту за ней. Моей целью было найти и убить дичь во что бы то ни стало. Помимо практической пользы, это обещало удовольствие от древнего охотничьего азарта, ныне почти забытого нами. Поэтому я отвёл под мероприятие целую неделю и прибыл на свои владения с оружием.
Я опасался, что за время моего отсутствия дичь вполне могла уйти на другое место. Но во время обхода складов я убедился, что это не так: об этом красноречиво говорил очередной испорченный склад. Как всегда — разбитое окно. Мешки с крупой были безжалостно порваны. Остатки недавнего пиршества пробудили во мне гнев. Это были мои земли, и ни одно существо не имело права так терроризировать постройки, которые принадлежали мне. Я покинул склад в раздражении и начал поиски следов, которые могли навести меня на потерявшую стыд тварь.