И Семка, осатанев, в слепой ярости так огрел рысака бичом, что тот, обезумев, рванулся на лед. Ледок раскололся, как яичная скорлупка, вода забурлила, и конь исчез в темной полынье.
Люди кинулись на выручку, успели выхватить Красавчика из кошевы, вдруг примолкнувшего и жалкого. Матвей Борщов усадил сына на другую кошеву, погнал коня обратно в деревню.
Иван с Марькой, взявшись за руки, быстро пошагали к лесу.
7
К свадьбе в доме Федотовых загодя не готовились. Но когда Иван с Марькой вернулись назавтра в Сарбинку, гости уже были в сборе.
Еще вчера, — после того, как позорно расстроилась свадьба Борщова, многие сельчане, восхищенные дерзкой отвагой Ивана, один за другим приходили к старикам Федотовым, говорили:
— Наше почтение! Кланяемся поясно. Дозвольте в застолье.
Это значило: гость придет со всем своим — и еду, и горячительное принесет на общий стол. Но приношение это — не пожертвование на бедность, а знак уважения к дому сему. Оттого — прежде почтение с поклоном, а потом уж и просьба о доле в застолье.
Старики тоже кланялись земно.
— Дорогому гостю — красный угол! Дорого яичко ко христову дню, мил гость — к застолью.
Люди уходили, а через некоторое время над избами то тут, то там начинал виться дымок, в чистом морозном воздухе по улице разносился дразнящий запах жареной гусятины и баранины.
«Богом венчанных» молодых у порога встретили посаженые отцы — двое самых почетных гостей. Один взял за руку Марью, другой Ивана. И начался свадебный обряд.
Во всю ширь распахнулись двери в горницу, а там — сдвинутые вместе столы. На столах, покрытых узорчатыми скатертями, бесконечные тарелки, миски. И все полным-полнешеньки. И мясо, и рыба, и холодец, и варенец, и соленья, и моченья — чего тут только не было.
За столами сидели разнаряженные гости. Пожилые ближе к красному углу, где висела икона, а молодые, сверстники Ивана и Марьки, ближе к порогу. Гости сидели так тесно, было их столько, что просторная горница едва вмещала.
Иван и Марька знали о деревенских обычаях, предполагали, что их встретят не за пустым столом. Но чтоб так почетно, многолюдно и щедро…
Посаженый отец пропустил Ивана вперед. И едва шагнул он через порог, под ноги ему кто-то бросил охапку ржаной соломы.
Иван инстинктивно попятился, но тут же опомнился, твердо ступил он на эту солому, прошел вперед, потом ладонью тщательно протер подошвы сапог. К нему подбежал свадебный дружок, поднял сначала одну ногу, затем другую. Придирчиво осмотрел подошвы. Гости тоже смотрели, ждали, что скажет дружок.
— Ни соломинки не пристало! — торжественно прозвучал голос.
Теперь настал черед невесты. Ее посаженый тоже провел по соломе. И она тщательно, только уже не хлеборобской ладонью, как положено мужикам, а белым кружевным платочком протерла свои высокие, на каблучке, свадебные ботинки. Ведь Марьку-то готовили к свадьбе, хоть и не к этой.
И опять дружок, еще более дотошно, обследовал подошвы.
— Ни соломинки, чисто, как в светелке.
— Значится, жить молодым без ссор, в ладном согласии! — многоголосо и радостно заключили гости.
— Тогда почему солома в хате? — строго спросили посаженые. — Не должно ее тут быть! Место соломе перед порогом у избы, чтоб грязь не таскать.
Дружки мигом выкинули солому, чисто подмели пол распаренным березовым веником.
Молодоженов усадили во главе стола. Но только они сели, как прозвучала команда:
— Встать!
Иван сразу вскочил, вытянувшись. Марька поднялась чуть погодя.
— Сесть!
Теперь Марька села первой, а Иван после нее.
— Порядок блюдут. Мужику почет и первое место при подъеме к работе, а бабе — уважение и ласка при отходе ко сну.
— Это так. Тут зазевался — и в жизни станешь зевать. Поленился первым вскочить — в работе тоже лень одолеет. А баба первой взовьется — тоже не к добру. Потому на бабьем горбу далеко не уедешь.
Гости пропустили по чарочке за здоровье молодых. Но закусывать не стали. Свадебная подружка подкралась к Ивану, из-за спины протянула к его лицу круглое зеркальце. Спросила вкрадчиво:
— Чего вам, женишок, кажется?
Тут Иван знал, можно было пошутить для увеселения гостей. И он сказал:
— Зрю какую-то чушку… Розовенькую, с бантиком…
Все захохотали. Подружка зарделась, топнула каблучком:
— Смотри лучше!
— Гляжу в оба да вижу все одно…
Снова взрыв смеха. Посыпались вопросы-подковырки:
— А не обмишулился женишок? Может, там не чушка маячит, а бесенок лукавый?
— С кривым носом, с рожками?