В посёлке отец Павел сразу указал на музей, где Новиков и припарковался. Вдвоём они вошли в здание. На первый взгляд вроде всё было нормально, во всяком случае, так Новикову запомнилось по прошлому визиту. А вот библиотека оказалась буквально разворочена – на полу раскрытые и порванные книги, стеллажи повалены друг на друга.
И никого.
– И куда народ подевался? – тихо спросил Новиков, подсвечивая фонариком книжный хаос. И тут в темноте окна что-то слабо вспыхнуло. Новиков, перешагивая книжки, подошёл и выглянул на улицу. На заднем дворе музея тёмные фигуры разводили костёр. Быстро узнав Ядвигу Мстиславовну, палкой швыряющуюся в основе для костра, Новиков кивнул священнику и пошёл на улицу.
– Бог в помощь, – произнёс Новиков, когда они с отцом Павлом обогнули музей и оказались на заднем дворе. – Что жгёте?
Пламя тем временем уже объяло нечто, похожее на кучу мятых тряпок.
– Упыря поджариваем, – сказал Гаврил, глядя на огонь. – Хотите кусочек?
– А теперь внятно и по порядку. – Новиков тоже уставился на костёр, в котором медленно растекалась чёрная куча.
– Мы сидели в архиве, – ровно проговорил Гаврил. – Потом послышался такой свист, как будто воздушный шарик сдувается. А в оконную щель пролезла чья-то голова. Я только не понял, а зубищи-то как прошли?
Гаврил посмотрел на Зою, сидевшую на каком-то чурбанчике и таращившуюся в костёр.
– Ладно, – махнул рукой Гаврил. – В общем, он влез, кинулся на Зою, я – на него, а он как будто шёлковый шарф, склизкий такой. А потом Зоя ему в шею канцелярский нож всадила. Всё.
– И что с ним стало? – Новиков никак не мог отвести взгляда от распадающейся на хлопья золы тёмной кучи в костре.
– Он плюхнулся на пол, из дырки кровь стала хлестать. Она вытекла, а он так и остался лежать, как куча тряпья. А там уж Ядвига Мстиславовна подоспела.
– Простым канцелярским ножом? – переспросил Новиков, поверх голов глядя на бывшую учительницу истории.
Та щёлкнула пальцами, что-то взлетело, и Новиков поймал обычный ножик, которым точат карандаши. Только этот был весь в крови.
– Он даже не серебряный, – пробормотал рядом Антон.
Огонь догорел, и на каменной кладке двора осталась лежать кучка чёрной золы.
– А с этим что делать? – спросил Гаврил у Ядвиги Мстиславовны.
– Смешаем с солью и зароем где-нибудь. Например, в его же могиле. – И бабуля стала сгребать золу в обычный бумажный кулёк.
– А который это из четверых? – спросил Новиков, поведя плечами, как после оцепенения.
– Самый свежий, – сказал Антон, тоже потягиваясь. – Который в автобус влетел. Одним меньше.
– Пойдёмте внутрь. – Это пришла Наталья Львовна. – Чаю попьем.
Директорша музея взяла за плечи синюшно-бледную Зою и повела в музей, остальные потихоньку шли следом. В одной из комнат, видимо, служебной, на столе уже стояли чашки с чайными пакетиками. Наталья Львовна стала заливать их водой из электрического чайника.
– Я думал, тут у всех самовары. – Новиков сел за стол рядом со священником и Антоном.
Никто ничего не сказал. Все молча занимались чаем.
– Вы останки родственника сожгли? – спросил Новиков у Антона, имея в виду предка Гаврила и Натальи Львовны. Антон только кивнул, жуя пряник. – Стало быть, остались кости только самого первого упыря, про которого мы пока ничего не знаем. И ещё трое пузырей, бегающих по округе. Зато мы, кажется, выяснили, кто был священник. Как его? – повернулся Новиков к отцу Павлу.
– Глеб Савельев, – прохрипел отец Павел.
– Савельев? – переспросила Наталья Львовна и закивала. – Известная фамилия. Я по ним как-то доклад делала. У них был такой ещё Борис Савельев, местный купчина. Как раз он состояние и сколотил. Правда, нрава был ужасного. Работникам зарплату не выдавал, мужиков обирал, других торговцев подставлял. А если кто шёл поперёк, так его потом то в реке найдут, то кони затопчут. А если из пароходной команды кто возмущался – так за борт смывало.
– Что-то знакомое, – проговорил Новиков, глядя на Наталью Львовну и её сына. – Прямо как ваш родственничек. Так может, это тот самый Борис Савельев тут и бегает?
– Может, – пожала плечами директриса музея.
– А где его могила? – спросил Антон.
– Наверное, на церковном кладбище была. До Революции. Потом-то всё разровняли. Хотя погодите-ка. – Наталья Львовна сдвинула брови и будто что-то внимательно разглядывала. – С его завещанием какая-то странная история связана. Само оно, увы, не сохранилось, но есть воспоминания современников. Так вот этот документ хотели опротестовать, да церковь не дала.