Воспоминания М.А. Македонского «Пламя над Крымом» интересны уже тем, что это воспоминания командира партизанского отряда первого периода борьбы и самого уважаемого командующего партизанским соединением заключительного этапа. Не будучи ни профессиональным военным, ни профессиональным партийным работником, М.А. Македонский стал единственным, кто прошел путь от командира группы до командира партизанского соединения. В его книге содержатся бесценные наблюдения, накопления партизанского опыта, о которых мы более подробно поговорим в разделе «партизанская тактика».
Несколько слов необходимо сказать о книгах Н.Д Лугового. Роль этого человека в организации партизанского движения, пожалуй, не сопоставима ни с кем. Он единственный из секретарей райкомов прошел весь долгий и трудный путь крымского партизана. Начинал комиссаром отряда, командовал всеми крымскими партизанами в 1943 году, закончил войну комиссаром Северного соединения. Кроме того, Николай Дмитриевич вел дневники, которые могли стать великолепным подспорьем в его мемуарах. Но, подобно тому, как первые мемуары П.И. Батова начинались с 1943 года и о боях на Перекопе в них не было ни слова, точно так же первая книга воспоминаний Н.Д. Лугового «Побратимы» тоже начиналась с 1943 года.
Мемуарная литература «новой волны», вероятно, начинается воспоминаниями самого прославленного партизанского командира Ф.И. Федоренко [101]. Вот уж кому было что рассказать. Став командиром группы в ноябре 1941 года, он был командиром комендантского взвода при А.В. Мокроусове, командиром отряда и закончил партизанскую эпопею командиром бригады. После войны учился в академии, стал генералом. Воспоминания Ф.И. Федоренко счастливо сочетают в себе знания непосредственного участника событий и военный опыт человека, который может оглянуться и осмыслить происшедшее. Бесценны его сведения о А.В. Мокроусове и попытка разобраться в мифологизации всего, что связано с этой воистину легендарной личностью. К воспоминаниям Ф.И. Федоренко мы не раз будем обращаться в своих исследованиях.
Воспоминания секретаря Бахчисарайского райкома партии, комиссара Бахчисарайского отряда В.И. Черного заметно выделяются из общего перечня подобных работ [103]. Сразу после войны он уехал в Россию, где до самой пенсии занимал пост Первого секретаря обкома партии.
Как я сейчас понимаю, а мне доводилось несколько раз общаться с Василием Ивановичем, он был «старый русский». Родился и вырос в Бахчисарайском районе, свободно говорил на крымско-татарском языке. Выехав из Крыма, он не был отравлен ядом шовинизма. Возвратившись на родину, он по-прежнему видел в крымских татарах только друзей юности, добрых соседей, товарищей по трудной партизанской борьбе. В его книге было совершенно непривычно читать добрые слова в адрес партизан с крымско-татарскими фамилиями и именами. Увы! Отучили.
Огромный интерес представляют воспоминания А.А. Сермуля [92]. По-хорошему завидую историку Андрею Мальгину, который нашел время записать воспоминания Андрея Андреевича, а затем издать их. А.А. Сермуля я знаю десятки лет и искренне влюблен в этого человека. Коренной симферополец, сын старого большевика, Андрей едва не стал изгоем общества, но, на его счастье, отец — латыш, старый большевик, ответственный работник — умер буквально накануне обрушившихся репрессий. Его друзья — Юрий Гавен, Артур Миллер погибли в застенках, а члены их семей оказались в лагерях.
С юных лет Андрей увлекался техникой, а перед самой войной на своем мотоцикле осуществил восхождение на самую высокую гору Крыма Роман-Кош. На мотоцикле он приехал и в партизанский отряд, где прошел путь от рядового бойца до комиссара 6-го отряда, пройдя всю партизанскую эпопею «от звонка до звонка». В 1944 году кадровики вспомнили о том, что он латыш, и направили его в Латышскую стрелковую дивизию — единственное воинское латышское формирование Красной Армии периода Великой Отечественной войны. Выйдя со временем на заслуженную пенсию, Андрей Андреевич вернулся в родной город и стал работать лектором общества «Знание». В тот период я не раз слушал его выступления — они были прекрасны. Книга А.А. Сермуля удивительно честная, толерантная, и мы не раз обратимся к этим воспоминаниям.
Книга Н. Е. Колпакова «Всегда в разведке», если верить выходным данным, одна из самых последних по времени, но, судя по тексту, записи относятся к постперестроечному периоду [75]. Автор довольно откровенно пишет о такой, ранее табуированной теме, как каннибализм. Непредвзято и честно анализирует события, непосредственным участником которых был сам. Тем не менее одна фраза его воспоминаний меня покоробила: «В женскую диверсионную группу входили Надя Комарова, Вера Яковенко, Шура Рыбоволова и Мария (фамилию ее не помню)» [75, с. 156]. Дело в том, что память подсказала мне, что где-то что-то подобное я уже читал. Проверил свою партизанскую почту и обнаружил следующее: «В отряде была организована женская диверсионная группа, перед которой была поставлена задача минирования дорог, мостов. В группе было четыре девушки: Лена, Шура Рыбоволова и еще одна девушка, которая потом вышла замуж за Колпакова — начальника особого отдела отряда» [49, с. 1]. Это строки из воспоминаний Мамине Бекировой. Колпаков мог забыть фамилию Бекировой, но подмена татарского имени Мамине на Марию говорит о том, что в нем сработал «внутренний цензор». Он изъял из текста упоминание о партизанке — крымской татарке. Как это все знакомо! Если предатель, дезертир, «доброволец» — крымско-татарские имя и фамилия присутствуют обязательно. А вот если девушка диверсант, так: «Мария (фамилию ее не помню)». Действительно! Зачем людям знать, что были, оказывается, крымские татарочки партизанками.