– Все это – гадание на кофейной гуще. – Мама энергичным жестом выплеснула остатки чая на блюдце и, вглядевшись в разбросанные чаинки, покачала головой. – Пойдемте-ка спать. Утро вечера мудренее.
– Точно. Поеду я. – Поднялся Михеев. – Диночка, наверное, уже с ума сходит. Слышите, какая метель разыгралась?
Мы прислушались. За гулом пламени и пением чайника завывания ветра были едва различимы. Но стоило нам вывалиться всей гурьбой в коридор, чтобы проводить дядю Леню, как Хуан восхищенно ахнул:
– Санта Мария! Я даже не думал, что это может быть так…
Эля с братом тоже как завороженные уставились на сварливо скрипящий фонарь, мутным желтым пятном мотающийся в белесой непроглядной тьме. Колючая снежная пыль клубилась в подъезде, делая мучительным каждый вдох.
– А теперь – спать! – снова повторила мама, едва мы переступили порог кухни.
И я рассмеялась, окунувшись в забытое ощущение детства.
– И как ты нас распределишь, мама? Тут всего две комнаты и четыре кровати.
– Все уже продумано, Нини, – мама назвала меня старым детским прозвищем. – Мы с папой ляжем в гостиной. Молодые люди на кухне. Вот я и матрасы для них приготовила. А ты с Элей – в спальне. Придется тебе, как ее гувернантке, проследить, чтобы девушка не попала под чары твоего горячего латиноамериканского братца. Ты только погляди, как мило они беседуют! Ну, вылитые голубки…
– Ей пятнадцать всего, – пробормотала я, уставившись на оживленно жестикулирующего Хуана, и удивительно молчаливую Элю. Вот это да! Чтобы заставить замолчать это армянское радио, наверняка понадобилось нечто исключительное. Куда только подевался ее образ инфантильной капризуши? Неужели и впрямь – красавчик-братишка виноват? Или просто события, произошедшие в семействе Челноковых полгода назад, прибавили Эле горькой взрослой мудрости? По-крайней мере, ей хватило ума и интуиции не сообщать моим родителям, каким образом я зарабатываю себе на хлеб с маслом, и назвать меня своей гувернанткой. Надо будет при случае поинтересоваться – с чего бы…
– Ну и что, что пятнадцать, – ворчала мать, нагружая меня чистым постельным бельем, и вталкивая в спальню со скрипучими железными кроватями. – Они сейчас уже в десять лет о взаимоотношении полов знают больше, чем я узнала к концу жизни.
– Какой конец жизни, мам! Ты еще даже не на пенсии. На тебя мужики заглядываются! Да хоть тот же дядя Леня. Сама видела.
– Ничегошеньки ты, солнышко, не понимаешь! – Мама безнадежно махнула рукой и, по-старушечьи сгорбившись, вышла из комнаты.
Похоже, у мамы были свои тайны, и поверять их мне она совершенно не собиралась. Придется утром устроить отцу небольшой допрос. С этой мыслью я блаженно растянулась на пахнущей свежестью простыне, и провалилась в омут сна без сновидений, даже не подозревая, что допрос уготован именно мне.
Проснулась я от того, что руки мои затекли в неудобном положении, и, попытавшись повернуться на бок, удивленно распахнула глаза. Еще бы не удивиться, если совершить оборот вокруг своей оси мне помешали холодящие кожу «браслеты», приковавшие запястья к стальным прутьям изголовья. Та-ак!.. Неужели я сплю и вижу кошмар, составленный из эпизодов моего недавнего прошлого?
– Тихо, Ника! – Теплая мужская ладонь закрыла мне рот, предотвращая мой негодующий вопль. – Я хочу с тобой поговорить.
Знакомые волны пробежали вдоль позвоночника, едва в оттеняемой воем ветра тишине прозвучал этот хрипловатый голос. Но, возмущенная таким вопиющим покушением на свободу личности, я попыталась достать обнаглевшего бой-френда ногой. Он увернулся и, отодвинувшись вместе со стулом на безопасное расстояние, продолжил:
– Я целых полгода ждал этого. Когда смогу остаться с тобой один на один, и заглянуть в твои лживые глаза.
Скосив свои лживые глаза, уже привыкшие к темноте, я обнаружила, что Элина кровать пуста. Ах ты, маленькая предательница! Предоставила своему брату-садисту разбираться со мной, а сама отправилась на кухню, под бочок к моему братцу! И когда только успела набраться типично женского коварства?..
– Ничего не скажу! – заявила я Павлу, демонстрируя партизанскую выдержку. – Ни слова без адвоката.
– Ну, за этим дело не станет. – По изменившемуся тону я поняла, что он ухмыляется, принимая игру. – Я как раз занялся частной адвокатской практикой. Так что, можете говорить, обвиняемая.
– Прокурор и адвокат в одном лице – это что-то новенькое. Но, если ты настаиваешь, буду говорить. Даже кричать. Хуан прибежит и…
– Можешь не тыкать мне своим Хуаном. За то, что я разрешил Эльке остаться, она мне выдала вас с головой. Ей твои родители еще вчера семейный фотоальбом показали. Короче, я почти весь вечер в курсе, что он твой брат.