В дверях появился старый охотник. Все его лицо покрывали шрамы от волчьих когтей, а затем уходили в седину бороды.
— Да, ат-тея, — ответил он басом.
— Спусти шкуру с волка, — поморщилась Мередит. — Так, чтобы дня через три бегал. Дочери пора начинать обучение.
И пошла прочь, а Гранс отпер клетку. Люмьер отпрянул и зарычал — низко, протяжно. Однако обернуться не мог — ошейник сразу душил его, жег кожу, и желанная свобода не приходила.
Гранс, в отличие от Мередит, не тратил время на разговоры. Он извернулся, схватил попытавшегося обойти его Люмьера за горло и приподнял над землей, как игрушку, а затем бросил на пол. От боли из глаз посыпались звезды, однако волк подпрыгнул, готовясь к новой атаке. Человек не сможет его победить! Это же всего лишь охотник!
— Проблемный, — вынес Гранс свой вердикт, а после снова отправил Люмьера на пол, только на этот раз придавил тяжелым сапожищем, надавив как раз чуть выше поясницы, где клеймо напоминало о позоре и боли. А затем Люмьер почувствовал, как на спину опустилось какое-то оружие, и он взвыл. Кнут! Это точно был кнут, и Гранс размеренно бил им, не давая волку и шанса пошевелиться. Раз, еще раз… Люмьер просто подвывал. Он старался молчать, но не получалось — становилось все больнее. Раны жгли, сознание путалось, и лишь когда волк оказался на грани тьмы, Гранс остановился.
— Для первого раза хватит, — вынес он свой вердикт. — В следующий раз получишь вдвое больше. Не зли ат-тею, волк.
И вышел. Лязгнул замок, отсекая Люмьера от источника боли. Юноша свернулся в кокон, пытаясь спастись от боли, но она не проходила. Тогда он пополз к сену, где спрятал баночку с мазью. Извернувшись, попытался намазать снадобьем спину. Получалось скверно, но снадобье дарило спасение, и Люмьер старался — достать, заживить. А после, измотанный, растянулся на животе, так и сжимая мазь в руке. Он не мог заставить себя пошевелиться. По щекам катились злые слезы. Последние! Точно последние! Никто, никто не посмеет снова его так унизить.
Однако разум говорил: посмеет. Посмеет, пока Люмьер не выберется. Не обманет охотников и девчонку. Зверь всегда умнее человека, он действует разумом и инстинктами, а не глупыми чувствами. И надо стать зверем, забыть, кто такой Люмьер. Пусть будет только волк! Сильный, опасный. Умеющий притворяться, пусть это волкам и не свойственно. Для атаки нужно выждать момент. Дать жертве ощущение безопасности, позволить ей довериться, расслабиться. И Люмьер будет ждать. О, как он будет ждать! А потом они с маленькой Дженной отправятся в путь, и пусть он провалится сквозь землю, если девчонка пройдет свое испытание. Живой она домой не вернется. Клятва дана!
А после Люмьер забылся коротким сном. Даже, можно сказать, забытьем, потому что он то нырял во тьму, то выныривал из нее — и снова нырял, погружаясь все ниже, ниже. Начинало не хватать воздуха, и его сознание стремилось к свету, к поверхности, а затем снова вниз. Глубже…
Сколько это продолжалось, волк не знал, только очнулся он голодным, разбитым и мокрым от пота, как если бы плавал в лесном озере. Спина все еще горела, однако Люмьер заставил себя подняться на ноги. Перед глазами все плыло, вокруг царил смрад — прежде всего, собственного немытого тела. Надо выздороветь поскорее, надо выбраться!
Волк потянулся за склянкой с мазью и понял, что ее нет. Значит, приходили и обыскивали. Интересно, Дженне за самоуправство тоже всыплют кнутом? Люмьер хрипло рассмеялся. Кажется, он едва не лишился рассудка. А девчонка… Пусть сама объясняется с мамашей. Жаль только, что мази больше нет, она хорошо помогла, и половина баночки все еще была заполнена прохладной массой, забиравшей боль. Но процесс регенерации запущен, скоро останутся только шрамы, и Люмьер перестанет ощущать себя изломанной игрушкой, станет цельным. Хотелось бы в это верить.
3
Дженна
Дженна чувствовала себя плохо, очень плохо. Нет, физически она была здорова. Дурнота прошла, ничего не напоминало о той ночи, когда она стала хозяйкой волка, но внутри царила бездна. Несколько ночей наследница не спала. Она бродила по своей спальне, отсылая прочь служанок, спавших тут же на полу, на волчьих шкурах, и пыталась убедить саму себя, что не превратилась в чудовище. Однако память услужливо напоминала полный ужаса взгляд волчонка, когда Дженна застегнула на нем ошейник. Тяжесть прута с клеймом на конце. Отвращение к себе после свершившейся пытки. Хотелось стереть все, что произошло. Забыть! Но не забывалось, и Дженна плакала ночи напролет, а потом решилась и пошла к волку.