– Господи… она… она же… – я надрывно втянула воздух через рот, или, скорее, шумно всхлипнула, моментально холодея от убийственного понимания, что всего несколько секунд назад находилась на самом краю… Что уже почти… – Она же меня… боже… мама!..
– Ти-ихо, тш-ш!
В этот раз меня трясло от прорвавшихся безудержным потоком рыданий. Причём активировавшихся одновременно с прикосновениями рук Кроноса, которые обхватили меня вначале за предплечья, приподнимая с кровати, как маленькую практически невесомую девочку, и вскоре ревностно прижимая к гладиаторской груди мужчины, прикрытой всего лишь белой майкой. Я тут же вцепилась в него, как в единственный спасительный буй посреди беспощадного океана, чуть было не утопивший меня в своей ледяной мгле. Да так крепко, что у самой заболели пальцы. Хотя ослаблять хватку не решилась. Сразу ткнулась сопливым носом в мускулистую грудь и едва не взвыла в голос, давая волю взявшим надо мною верх чувствам и слезам.
– Я не… не знала!.. что… она!
– Никто не знал. Если бы даже просто догадывались, то никогда бы такого не допустили. Всё, Дана. Ты её уже больше никогда не увидишь. Теперь ты в безопасности. И никто к тебе здесь не посмеет даже пальцем дотронуться без моего ведома.
Я и не думала, что в крепких объятиях этого человека, под звучание будто зыбкого голоса, от которого раньше у меня скручивались все внутренности, я теперь буду успокаиваться и верить каждому произнесённому им слову. Словно все те ощущения, которые я пережила совсем недавно в своём сне, снова вспыхнули с прежней силой, окутывая с головы до ног упоительным забвением и сладким дурманом. Правда лихорадящий озноб смог сойти лишь где-то на треть, но подобного, почти забытого умиротворения я не чувствовала уж точно очень давно. Поэтому и не хотела терять этого чувства. Терять тепла и близости Кроноса, только что спасшего мою никчёмную для этого места жизнь в буквальном смысле этого слова.
– Дана… Мне надо посмотреть на твою руку и лицо. Тебя порезали. И довольно неслабо. Ты меня слышишь?
Вот и зачем ему приспичило об этом говорить? Я не хочу о таком думать и тем более проверять опасения мужчины. Мне плевать, идёт у меня кровь или не идёт. Я ещё не готова к подобным потрясениям!
– Дана. У тебя течёт кровь и весьма сильно. Мне нужно проверить твой порез, насколько он глубокий. Может придётся накладывать швы.
А может ничего не надо? Пожалуйста! Мне сейчас так хорошо… вернее, почти хорошо.
Но мужчина всё равно сделал всё по-своему. Сам обхватил моё запястье настойчивыми и намного сильными пальцами, заставив меня разжать собственные пальчики на его боку и даже неосознанно туда посмотреть. Хотя я и не хотела. Я же почти ничего не чувствовала, никакой боли. Адреналин шарахал по мозгам и телу с такой силой, что я бы сейчас, наверное, и встать самостоятельно не смогла. А когда увидела яркое алое пятно, растекающееся по белоснежной майке Федерико, то и вовсе чуть было не хлопнулась в обморок.
Это… это что же, всё с меня натекло?
– Надо остановить кровь и перевязать рану. Давай-ка я лучше отнесу тебя в ванную. Тони, живо принеси аптечку.
Я даже не смотрела на других свидетелей, находившихся тогда в моей комнате. Может только раз глянула, проверяя, где сейчас Анника, но её, похоже, почти сразу же отсюда увели (или утащили).
А когда Крон подхватил меня на руки, как невесомую пушинку, и понёс в сторону ванной комнаты, так и вовсе обо всём забыла, снова уткнувшись носом в его мощную грудь и интуитивно вцепившись в своего спасителя-похитителя обеими руками. Даже головокружением приложило, то ли от пережитого, то ли от потери крови, а может и от вдыхаемого мною чужого запаха, из-за чего хотелось опять что зажмуриться и ничего не делать.
Но ничего не делать не получилось. Меня вскоре внесли в смежное помещение и усадили на одну из кожаных скамеечек рядом с вместительной ёмкостью кремовой ванны. После чего Кронос принялся тщательно осматривать порез на моей левой руке и мою щёку с ухом тоже с левой стороны лица.
– Руке, похоже, досталось больше всего, но вены вроде нигде не задеты.
Мужчина напряжённо хмурился, крайне внимательно разглядывая не слишком глубокую, но очень длинную рану, расчерченную лезвием ножа почти от самого локтя и не доходившую до запястья где-то сантиметров пять. Не заслонись я тогда этой рукой, боюсь даже представить, где бы сейчас красовалась эта полоска или, вернее, сам нож. Может Анника поэтому так сильно и не полоснула меня, притормозив удар собственной руки, когда, целясь в моё лицо, увидела мою спонтанную защиту из столь примитивного жеста. Ну а дальше… Дальше она уже просто не успела доделать начатое.