Но, кажется, я более-менее, но всё же оставалась при своём уме и даже понимала, что происходило и что при этом со мной продолжали делать. Вернее, что со мной вытворял Кронос, когда принимал ипостась истинного мифического бога, которого невозможно было в подобные минуты ничем остановить, и которого я начинала и бояться, и хотеть ещё больше – до одури, до полного срыва в его губительную Бездну.
Я и опомниться не успела, как он резко перевернул меня на живот, потом подложил под меня подушку и покрыл собою уже со спины, сливаясь, спаиваясь нашими телами в одну живую массу – прекрасную и буквально мифическую. Как жаль, что я не могла увидеть эту картинку со стороны, как он в меня входил, как прижимался низом живота к моим ягодицам, совсем рядом от поставленного им клейма и как после начинал в меня вбиваться, жёстко, быстро, грубо и до умопомрачения сладко. А я лишь задыхалась от учащённых стонов и сотрясалась от его заведённых толчков и новых оргазмов, пока он брал меня снова и снова, хрипло дыша над моим затылком или у самого уха или даже утробно рыча, как изголодавшийся зверь. И у меня будто лопалось в голове от этих звуков наркотическим фейерверком, в унисон всем ударам его члена или сливаясь с моим очередным запредельным экстазом.
Сколько я тогда кончила, едва ли можно было вообще сосчитать. Но то, что после этого безумного забега я вскоре отключилась и забылась в глубоком сладком сне, это я уже пойму потом. То, что Федерико специально решил устроить мне свой очередной секс-марафон, чтобы хоть как-то выбить из меня пережитый стресс с затянувшимся напряжением. И за что я ему буду в определённом смысле даже благодарна, потому что просплю после этого ещё несколько часов и проснусь без слёз и истерик, едва ли понимая где и почему. Правда, самого мужчины уже рядом не окажется, зато оставленные им следы (и во мне тоже) укажут на то, что пережитое с ним блаженное сумасшествие было далеко не сном. Он действительно провёл со мной всю ночь и всё ранее утро, и снова отымел меня в своей излюбленной манере – долго, по-взрослому и почти без остановок.
И, как ни странно, я ещё не скоро встану с кровати. Буду нежиться и лежать в смятых сугробах постели, вдыхая оставленный мужчиной тёрпкий запах его кожи, едва уловимых парфюмов, пота и более резкий аромат семени. Понимая вполне осознанно, насколько он мне нравится и больше не взывает чувства паники, как раньше.
Неужели я где-то успела переступить эту невидимую грань и не заметить данного факт? Не заметить, как моё отношение к Федерику Гвидиче начало приобретать совершенно иную форму и претерпевать разительные метаморфозы.
Может я действительно сошла с ума и банально не заметила этого? Ведь это вроде как неправильно. Но он сам ничего такого не делал, чтобы вызвать у меня совершенно противоположные чувства, учитывая, что до романтика ему было, как отсюда вплавь до Антарктиды. А может виной всему была сама окружающая меня обстановка – не совсем нормальная и далеко неестественная, на фоне которой он и в самом деле выглядел, как некий бог и единственный полноправный хозяин. Причём других альтернатив попросту не существовало, ни тому миру, где я сейчас находилась, ни ему самому.
Остаётся лишь надеяться, что я всё же не сойду здесь с ума, как это случилось с Анникой и не захочу так же остаться на этом острове рядом с этим человеком до конца своих дней. Хотя, вообще не представляю, что меня тут дальше ждёт, и как долго Кронос будет развлекаться с моей помощью, а может и сытиться в своих исключительных извращённых утехах.
Глава 27
Конечно, он не продержал её всю ночь в холодильной камере, иначе до утра она бы просто не дотянула. Но пару часов, чтобы остыла и начала думать уже о том, чтобы как-то выжить в своей нынешней ситуации, ей должно было хватить с лихвой. Поэтому и спускался на цокольный этаж без особой спешки, как и до этого не торопился уходить из комнаты Даны. Наблюдая, наверное, где-то с полчаса, как та проваливается в очередной глубокий сон едва не со счастливой улыбкой на растёртых его поцелуями маково красных губах.
Обычно подобные слабости он себе не позволял, точнее, вообще никогда ими не страдал, не говоря уже про то, чтобы с кем-то остаться на ночь, ещё и не в своей постели. По крайней мере, не в этом доме и не в этой части особняка. Но то, что произошло этой ночью, как бы само собой ввело нежданные коррективы в привычную для него жизнь, практически перевернув всё с ног на голову.
Вот и сейчас, приближаясь к одной из звуконепроницаемых камер подвала, он чувствовал раздражающий его дискомфорт от мыслей, что какая-то неуравновешенная дура всего за несколько минут перевернула привычный ход его личной жизни с ног на голову. Заставила делать то, что он никогда до этого не делал, да и не думал делать когда-либо вообще.