1 - 2
1
Для всех в округе Томас был самым бесстрашным. Он мог ловко залезть на дерево и снять непослушного котенка миссис Перл, отпугнуть приблудившую злую собаку от маленького ребенка, надавать на орехи местному задире О’Нилу. Он словно не боялся ничего на свете, и дети, обожавшие Томаса как своего героя, считали, что парень всемогущ и неуязвим. Городские души не чаяли в пареньке, душевно здороваясь при каждой встрече и охотно зазывая в гости. С ним всегда можно было найти тему для разговора, Том любезно беседовал даже с едва слышащими старушками.
Идеальный Томас Нолтон. Начитан, воспитан и силен. А как красив! Взгляд выразительных карих глаз поражал юных девушек — и взрослых женщин — в самое сердце. Томас был популярен и любим всеми.
Но, несмотря на дружественную, приятную атмосферу общения, никто и никогда не был в гостях у Тома. Не доводилось случая, да и он не приглашал. Нолтон никогда не говорил о своем доме, семье, достатке. Некоторые пытались навязаться, однако парень, пользуясь природным обаянием, ловко направлял тему разговора в другое русло, и все мимолетные желания забывались в ту же минуту.
Маленький, двухэтажный домик на окраине скрывал внутри себя ужасную тайну Тома Нолтона. И если бы Том просто оказался маньяком-убийцей, его жизнь стала бы намного легче.
Каждую ночь у знаменитого храбреца и городского кумира от дикого ужаса замирало сердце, дрожали колени, и слезы застилали глаза.
То, что он переживал снова и снова, не хотелось желать даже задире О’Нилу.
2
Нолтон всю жизнь боялся фургона с мороженым, приезжавшего к ним в городок по выходным. Каждое лето в назначенные часы, стоило только ржавой колымаге появиться неподалеку, Томас уже прятался под кроватью, трясясь подобно осиновому листу. Скрипучая, детская музыка сводила парня с ума, пробирая до мозга костей. Лениво, медленно, издевательски фургон тащился по дороге, подзывая детей, и Том мог поспорить, что слышит как дребезжат в этой проклятой посудине винтики.
Он никогда не покупал мороженого, он ненавидел его. Как и человека, который его продавал, чьего лица Том никогда не видел. Ему было слишком страшно подползти к окну и взглянуть на Мороженщика. Днем, в свете яркого летнего солнца, тот раздавал лакомство маленьким и взрослым покупателям, улыбаясь во все тридцать два зуба. Фургон тянулся через весь городок и возвращался обратно тем же путем. До тех пор Томас не вылезал из-под кровати, тихо рыдая от безысходности и зная — Мороженщик вернется ночью.
3
3
Томас открыл глаза и оказался в кромешной темноте. Тело болезненно затекло из-за неудобной позиции, спина противно ныла. Он уснул на полу и проспал вплоть до глубокой ночи. Ужас схватил парня за глотку и сдавил, распространившись по телу ледяными мурашками. За окном слышалась трескучая мелодия фургончика с мороженым, а Нолтон понял — он не успел забаррикадировать двери и в очередной раз проверить решетки на окнах.
«Только не это», — подумал Том, чувствуя, как паника накрывает его с головой бушующей волной, перекрывая кислород. Он почти не дышал и не двигался, замерев, как каменная статуя. Метаться уже поздно, бросаться за досками и гвоздями тоже. Оставалось только надеяться, что, оставшись без защиты в виде дома, ему удастся пережить эту ночь.
Простенькая мелодия музыкальной шкатулки резала слух, вырываясь из динамика шипящей, искаженной какофонией. Неужели никто из соседей не слышит, что он вновь здесь, хоть его смена окончена еще днем? Или они тоже заперлись в домах, попрятавшись в шкафы и под кровати, моля Бога, чтобы Мороженщик поскорее уехал? Оставалось только гадать. Пока Томас знал, что со своим горем он встречается один на один.
Половица скрипнула, и сердце Нолтона ушло в пятки. Он был совсем близко. Томас боялся настолько, что его взгляд оказался прикованным к собственной руке, на часах которой парень старался разглядеть время в первые минуты пробуждения. Малейшее движение было опасным. Он слышал любой шорох, имея невероятный, нечеловеческий слух. Парень знал это, как никто другой, однажды позволив себе ненароком всхлипнуть. Жуткие рваные шрамы, оставленные на его спине, до сих пор не давали Тому покоя.