Дрожащие губы Томаса растянулись в облегченной улыбке. Парень всхлипнул, не в силах сдержать слез от эмоций.
— Спасибо…
Мэтт улыбнулся в ответ.
— Это тебе спасибо, друг.
Нолтон утер глаза и с неожиданной серьезностью посмотрел на блондина, прогнав прочь сентиментальности. Почему-то его взгляд обеспокоил Мэтта.
— Я не могу уйти так, я должен искупить вину хотя бы перед тобой, — он чуть пододвинулся к детективу. — Ты должен ехать домой. Прямо сейчас.
Тернер непонятливо приподнял брови.
— Макс, — продолжил Том, и Мэтт трижды поменялся в лице, — он нужен Ему.
Блондин в ту же секунду подорвался с кровати, откинув одеяло. Схватив костыли, он метнулся к стулу со стопкой старой одежды и принялся судорожно переодеваться, параллельно вызывая такси. Том вскочил следом.
— Сначала выслушай. Ты единственный попал в яму и выжил, ты для него идеальное вместилище, но Макс уже принял решение…
—Что?! — Мэтт обомлел, отняв телефон от уха.
— Служба такси «Два цента», слушаю Вас.
— Больница на Саинтс-Стрит… — пробормотал Тернер, не отрывая взгляда от Томаса.
— Спасибо за заказ. Ожидайте.
— Макс хочет принять Мороженщика. Он считает, его трусость заставит монстра уйти в недра навсегда. Шанс, что тварь скопирует именно эту черту, невелик, но Макс желает рискнуть.
Внутри Мэтта душа болезненно замерла и с гулом рухнула вниз, задевая натянутые до предела нервы и заставляя их дребезжать на тонких, высоких тонах.
— Либо он, либо ты, — каждое дальнейшее слово Тома, словно молотом по наковальне, било по психике детектива. — Макс жертвует собой ради тебя. Ради всех вас.
— Господи… Макс, нет! — вскрикнул в отчаянии Тернер, заметавшись по палате. Выскочив в коридор, он быстро направился к выходу, изо всех сил шустро переставляя костыли.
Томас остался в палате один и перевел взгляд на светлеющее небо за окном. С улицы начали раздаваться первые птичьи голоски. Парень подошел к подоконнику и присел на него, любуясь неторопливой сменой дня и ночи.
Он не дотянет до рассвета.
Глядя на пустынные улицы любимого города, становилось тоскливо. А ведь он совсем не знал жизни… Отчаянная борьба за существование, а потом за тело отняла у него все прелести бытия. Томас так и не закончил школу, стараясь восполнять пробелы усердным чтением. Он так и не завел девушку, не познав сладости первого поцелуя и близости тел. Ему не удалось создать семью, подержать на руках первенца, подбадривать его перед первым днем учебы, приходить с работы и обнимать любимую жену. Хорошо, что у Мэтта все это было. Пускай, не так идеально, но семья есть семья.
В глубине измученного сознания едко кольнула зависть. Томас желал нормальной жизни, которой не случилось. Сейчас, когда лично для него все закончилось, на смену чувства долга пришло сожаление. Как хотелось жить свободно, чувствовать кожей тепло солнечных лучей, легкие поцелуи прохладного ветра, вдыхать полной грудью свежий воздух и просто жить…
В его памяти навсегда остались те замечательные дни в кругу семьи. Поездки с отцом в лес, его уроки по изготовлению мороженого, сказки матери по ночам и ласковые касания ее теплых губ на ночь. Обидно, что время не повернуть вспять. Столько дней он надеялся однажды проснуться и осознать нереальность кошмара, который вскоре растворится и исчезнет со временем в глубинах разума.
Прямо как Томас.
Его губы дрогнули в безрадостной улыбке. Ему не удалось исполнить обещание — он не женился на той женщине из скорой помощи. Интересно, жива ли она и помнит ли его? Наверное, она совсем стара и едва передвигается, кряхтя и морщась от боли в суставах. Может, глядя в зеркало, она вспоминает былую красоту и тихо плачет, чувствуя неумолимое приближение к точке невозврата. Может, она потеряла веру в себя — ненавидит дряхлое, слабое тело, с тоской касается губ, ради которых мужчины были готовы умереть.