Вижу, как он зачарованно слушает. И кивает. О чем он сейчас думает? О Боснии молчит. Слова не вытянешь. Вообще ничего. И те, кто с ним был, тоже молчат о своем долгом пути. Что же там произошло? Но он хороший командир. Действительно хороший. Только иногда бывает безрассудно храбрым.
«Знаешь, мне нечего терять, — сказал он мне как-то после боя. — Лучше я потеряю еще и себя, чем опять буду кому-то подчиняться».
Он хоть раз в жизни кому-то подчинялся? Стараюсь слушать. Но получается плохо. Вдруг перед глазами появляются лица моих учителей из гимназии. Постепенно восстанавливаю в памяти их рассказы и начинаю понимать то, что они пытались нам сказать. Мы тогда часто чувствовали себя отверженными, потому что со всей Словении к нам ссылали политически неблагонадежных учителей. Благодаря им некоторые из нас познакомились с запрещенной левой литературой. Нет, не некоторые. Многие. Сейчас, здесь в лесу я понимаю, что эта наша гимназическая история была счастьем. Счастьем? Счастливой случайностью? Не случайностью.
«Тито, партия! Тито, партия!» Мара поднимает мою руку.
«Поднимай, поднимай!» — она почти кричит.
«Зачем?»
«Спрашивают, кто вступает в партию. Ты вступаешь, разумеется», — говорит она и поднимает мою руку. Мария? Наверное, и она где-то в Боснии поднимает руку и скандирует: «Тито, партия!» Вот если бы она была здесь. Закрываю глаза и вижу лица моих учителей, они кивают. Некоторые улыбаются, мол, теперь ты понимаешь. Поднимаю другую руку и произношу: «Тито, партия». Терпеть не могу свой голос, когда кричу.
Смотрю на них. Все встают и поют «Гей, бригады!»[6] Не могу сдержать слез. Смотрю в пол. Янез играет на гармони.
Когда итальянцы капитулировали, мы все вздохнули свободнее. Без «макаронников» будет легче, мы говорили. Кто бы мог подумать, что фрицев, как деревьев в лесу. Мне кажется, что с каждым днем их все больше. И наших, которые к ним присоединяются.
«Мы защищаем свой дом», — говорят они. Смешные. Есть ли в этом вообще какая-то логика? Защищаю свой дом, чтобы он стал швабским. А нас обзывают «красными дьяволами».
Недавно она откуда-то принесла книгу.
«Будет затишье — почитаешь».
«Война и мир». Толстой. Начал листать. Кто бы мог подумать, что она так хорошо меня знает. Бегство, засады, предательство. Командиры и генералы. Пехота. Казаки. Пушки. Защищать родину и жертвовать собой. Иллюзия. Ночь и мороз. Голод и любовь.
Бывает, мне удается тайком прочитать страницу-другую. Лишь бы никто не увидел. А то засмеют. Все, кроме нее. Как-то раз, когда поехал верхом в штаб, читал, сидя в седле. Доверился коню и не следил, по какой дороге еду. И удачно добрался. Не знаю, наступит ли время, когда, лежа на животе под деревом, я прочитаю от корки до корки «Войну и мир». А потом еще раз. Возможно, еще.
Если бы я верил в бога, то в тот момент был бы уверен, что меня уже нет в живых. Нас теснили со всех сторон. Нет времени на мертвых, на могилы. Раненые просят их добить, чтобы не быть нам в тягость. Женщины и дети бегут из окрестных деревень. Старики остаются дома. Лошади разбежались, ветер гонит свинцовые тучи.
Оскар лежит в крови за скалой.
«Оскар, нет. Не смей!»
Трясу его, прижимаю к себе, зову санитарку.
В руке у него маленькая книжечка. Стихи Лорки.
«Для Марии», — шепчет он.
«Сам отдашь. Совсем скоро».
Улыбается. Со стоном привлекает к себе. Что-то пытается сказать. Как ему помочь?
«Будь осторожен. Не будь наивным. Партия. Испания. Я достаточно повидал».
«Какого черта ты видел, Оскар, погоди».
Зову санитарку. Слишком поздно. Опять потеря. Оскар?
Испания? Что он видел? А я? Наивный?
Меня направили в главный штаб, тот, что в Кочевском лесу, недалеко от госпиталя. В сопровождающие дали Милана. Мы скакали по лесу, где когда-то в детстве играли в прятки. Мимо железнодорожной станции, на которой служил мой отец после того, как его лишили наследства. Вспоминаю дядю Якоба, он помог отцу найти работу и наказал хорошо работать, потому что он за него поручился. Иногда дядя приходил нас навестить и приносил матери мясо или колбасу. В другой раз еще муку, яйца и шоколад от тети. Для детей. Втайне от отца. Если бы узнал — взбесился бы.
6
Словенский партизанский гимн. Впервые прозвучал в сентябре 1943 г. Стихи Матея Бора, музыка Франце Штурма.