«Электричество, водопровод», — слышу везде.
«Хлеб», — говорят дети.
«Есть хочу», — произносит девчушка. Мать быстро отводит ее в сторону.
«Электричество и завод!»
«Плуг!»
«Кооператив!»
«Дорога!»
Сижу и слушаю. С чего же начать? Ведь ничего нет. Ничего. Какого черта я все это на себя взвалил? Думаю. Молчу. Ищу решение. Погружаюсь в воспоминания о временах, когда бродил здесь пешком, напевая и насвистывая для храбрости. Воровал в садах фрукты и овощи и думал, что несчастнее меня нет никого на всем белом свете. Ночевал на сеновале и всякий раз безуспешно пытался сосчитать, сколько звезд на Млечном Пути этого таинственного неба. Давал клятву будущей прекрасной жизни, и сейчас, оглядываясь назад, понимаю, что именно тогда был счастлив. Опасался только, что не сумею скопить достаточно денег, чтобы сесть на корабль и отправиться за отцом. Я должен был помогать матери прокормить младших детей.
И вот я опять сижу здесь. На этот раз в атмосфере напряженного ожидания окруживших меня людей.
«Трактор, кооператив», — эхом раздается у меня в ушах.
«Дорога!»
«Есть хочу!»
Утром виделся с мамой. Она требует от братьев и сестер, чтобы они были со мной почтительны. Еще и этого меня лишит. Братьев и сестер. Как будто я больше не один из них. Они никогда больше не доверят мне своих маленьких секретов и не поделятся со мной короткими мгновениями счастья.
«Это ему больше неважно», — вдолбила им в голову мать.
Она слишком мною гордится. А я не изменился. Просто душа постарела, стала, может быть, старше, чем ее душа. Знала бы она, что я сижу здесь, несчастный, и не имею понятия, как и что. И куда? Светясь от счастья, она рассказала, что выкопали новый колодец, и что перекрыли крышу свежей соломой. Про письмо об отце я не сказал. Никому не сказал. Мне он все еще нужен. Я буду ждать. Долго.
«Я женюсь», — говорю маме и обнимаю ее.
А про себя подумал: «Если она еще этого хочет».
Машет мне, бледная и заплаканная.
Сестра ее утешает: «Все будет хорошо, мама».
Что это с ней? Она и вправду отказывает мне в капельке счастья?
«Ты наденешь то красное платье?»
«Когда?»
«На нашу свадьбу».
Опускаю глаза. Почему он вдруг решился?
«Я буду тебе обузой», — говорит.
Улыбающийся, верхом на коне. Нежный ночью. Заботится о людях после каждого боя. Непримиримый к немцам и прочим. Находящий правильные слова для охваченных страхом товарищей по оружию. Не давал себе никаких поблажек. Как он тогда любил жизнь! А сейчас?
«Ты хорошо подумала?»
«Да. Только не в красном платье. А то все подумают, что я умом тронулась».
Мы медленно прогуливались по парку в центре города. Дует ветер, и он опирается с одной стороны на меня, с другой на палку.
«Видишь, детей на руках я тоже не смогу носить».
«Перестань, прошу тебя».
Как ему сказать, что я, правда, хочу быть с ним. Правда.
Его все еще нет. Сегодня мне разрешили переночевать у него в замке, и вот его нет. Я хотела такую маленькую свадьбу. Мои родные, его, Анчка и Ольга, и Катя. Такую маленькую. До войны я хотела выйти замуж в церкви, хотя в церковь не ходила. Но в свободные субботы мы с одноклассницами часто приходили посмотреть, как жених с невестой выходят из церкви. Цветы, радость, счастье. От венчания в церкви я отказалась, а от маленькой свадьбы — нет. Это моя свадьба. И Мария приехала. Я расплакалась от радости, что ее вижу, и от нежности к ней.
Лежу в кровати и слышу, как кто-то запел. Пьяным голосом. Похоже, скорее, на блеянье. Кто-то заиграл на трубе. Затыкаю пальцами уши.
«Все будет хорошо», — подумала я в тот миг, когда увидела Марию.
И тут началось. Сначала явились два моих брата, оба избитые.
«Где персики?»
Как побитые собаки, смотрят в пол. Стане держится за коленку. С таким трудом я скопила деньги, да еще с Ольгиной помощью, и отправила их в Приморье за персиками. Персики на десерт. Свежие персики из Приморья.
«Послушай», — охает Йоже и пихает локтем Стане.
«Мы попали в аварию. Мотоцикл перевернулся».
Думаю, от обоих не пахнет, а несет спиртным.
«Где персики?»
Молчат.
«Слушай, мы так спешили, чтобы не опоздать на свадьбу».
Ничего не остается, как обнять обоих. Особенно Станко. Он все еще мой маленький Станко. Тот маленький Станко, который присел на горячую плиту, обжег обе ноги и плакал от боли навзрыд. Едва мог пошевелиться. Как он громко плакал. Вся деревня сбежалась.